Книга Пекарня «уютный очаг» и её тихие чудеса, страница 40 – Дарья Кун

Она поставила тарелку перед ним. Он посмотрел на пирог, потом на неё, и в его взгляде читалась благодарность. Он взял кусок, откусил и медленно прожевал. Потом улыбнулся – слабой, но настоящей улыбкой. И принялся есть с аппетитом, которого она не видела у него казалось никогда.

Элли опустилась на пол рядом, прислонившись спиной к стене, и смотрела, как он ест. Она не чувствовала больше ни страха, ни тревоги. Только глубочайшую, всепоглощающую усталость и тихое, безразличное удовлетворение.

Он доел, допил молоко и посмотрел на неё. Затем он сделал несколько жестов, которые она уже начала понимать: «Спасибо. Хорошо. Тихо».

Она кивнула, слишком уставшая, чтобы говорить. Он лёг и почти сразу же заснул – не беспокойным, а глубоким, исцеляющим сном.

Элли кое-как спустилась вниз, дошла до своей комнаты и рухнула на кровать, не раздеваясь. Сон накрыл её мгновенно, как тёплое, тяжёлое одеяло.

Она проспала до самого вечера. Когда проснулась, за окном уже темнело. Она лежала и прислушивалась к ощущениям. Тело ломило, как после тяжёлой физической работы, голова была пустой и ясной. Но где-то глубоко внутри, в самой её сердцевине, теперь жило новое знание. Знание о своей силе. О том, что её дар – это не просто приятное дополнение к выпечке. Это инструмент. Мощный, требующий огромной отдачи, но реальный.

Она подошла к окну. Напротив, в привычной тени, стоял серый плащ. Но сегодня его неподвижность не пугала её. Она смотрела на него почти с жалостью. Они искали силу, которую можно взять, контролировать, использовать. А она только что потратила свою силу – всю, без остатка – чтобы подарить покой одному испуганному ребёнку. И в этом акте самоотдачи она почувствовала себя сильнее, чем когда-либо прежде.

Элли спустилась в пекарню. Остатки пирога лежали на столе, издавая лёгкий, успокаивающий аромат. Она отломила маленький кусочек и съела. На вкус он был… миром. Вкусом тишины после бури, уверенности после сомнений, дома после долгой дороги.

Она поняла, что прошла испытание. Не рецептом – собой. И выдержала его.

Элли проснулась от того, что кто-то назвал её имя. Голос был низким, знакомым, и звучал не во сне, а где-то внизу, в реальности. Она лежала неподвижно, прислушиваясь, всё ещё находясь во власти глубокой, восстанавливающей усталости, что сковывала её тело тяжёлыми свинцовыми одеждами.

– Элинор.

Да, это был он. Каэл. И он звал её не с обычной угрюмой сдержанностью, а с оттенком… тревоги? Нет, скорее, настойчивой озабоченности.

Она с трудом поднялась с кровати. Голова была тяжёлой и ватной, мышцы ныли, как после долгой работы в поле. Она накинула на плечи платок и, держась за перила, спустилась вниз.

Пекарня была погружена в глубокие сумерки. Единственный источник света – тусклое пламя масляной лампы на столе, отбрасывающее длинные, пляшущие тени на стены. В этих тенях, у двери, стоял Каэл. Он был без плаща, его волосы были растрёпаны, а на лице застыло незнакомое ей выражение – не привычная суровая замкнутость, а что-то более открытое, уязвимое.

– Вы… – начала она, но голос её сорвался на хриплый шёпот.

– Я зашёл проведать мальчика, – быстро сказал он, избегая её взгляда. – Услышал, что… что что-то не так. Днём. А потом увидел, что Мэйбл выходила отсюда с таким видом, будто на похоронах была. И свет в окне не зажигался до самого вечера.