Книга Сердце самой темной чащи, страница 13 – Оксана Заугольная

– Зачем ты скатерке кланяешься? Она самобранка, что ты скажешь, то и приготовит, – раздался тот же голос из-за спины. – А ты и разносолов никаких не попросила, и сбитней ягодных, и квасов хмельных.

В этот раз Василиса не вздрогнула, не обернулась, только плечами пожала.

– Мне доброго слова никому не жаль, – пояснила она. – А разносолы мне да квасы хмельные без надобности. Накормили, напоили – и спасибо.

Снова замолчал голос.

– И уйти не хочешь? – спросил, когда она уже куколке косу доплетала.

– Хочу, чего мне не хотеть, да только с огоньком и с разрешения хозяина. – Василиса расправила тоненькую ленту и ниже голову опустила, чтоб не увидел невидимый Кощеев слуга, как глаза ее блестят. Непривычна она лгать была, а солгала так, словно масло по сковородке горячей прокатилось.

Может, и сбежала бы она, Кощея увидав, да только чуяла проверку во всем этом, и вспомнилась матушка, которая всегда говорила: «Проверять твою кротость люди будут, не поверят с первого раза. А ты им и не мешай. Ты лучше других себя знаешь».

– Василиса, – голос теперь прямо за спиной раздался, даже затылок защекотало, словно глядел туда кто не отрываясь, – дозволь твою косу переплести, как ты свою куколку обиходила. Устала ты уже, самой сил не достанет.

Хотела возмутиться Василиса, как же так, чтобы незнакомец какой ее волос касался, но после еды в сон клонить начало, и Василиса, снова куколку к себе прижав, кивнула. Дозволила.

Споро чужие ловкие пальцы косу ее расплели, от мусора, листочков и веточек избавили, гребнем сперва редким, потом частым от кончиков сначала, а потом и от темени прошлись. С каждым взмахом гребня сильнее слипались глаза Василисы, как она не силилась сидеть прямо, а клонилась к столу.

Пальцы уже за плетение принялись, а Василисе снилось, что ходит она по хоромам Кощеевым, да не одна, а с самим хозяином. И не боится его нисколечко: ни глаз разноцветных, ни ногтей, на когти похожих, ни паутинки на висках. Да и Кощей во сне ведет себя иначе. Под руку ее берет, свои хоромы показывает. Каждую светелку, каждую башенку, терем светлый, клети темные.

– А здесь царевны томятся, когда у меня гостят, – показывал Кощей светелку. – Наряды смотри какие, Василиса. Камнями убранные, золотом и серебром расшитые. Хочешь в светелке… потомиться? Как царевна жить будешь, с золота есть, в золоте купаться. А всего делов – в окошко смотреть да царевича поджидать.

Засмеялась Василиса. Во сне легко быть смелой!

– Не по чину мне томиться: со скуки умру, – ответила она Кощею. – А платья небось тяжелые, то-то царевны и томятся. Прости, Кощей, не по нраву мне.

И в другую светелку повел ее Кощей, крепче локоток сжимал, ниже к ушку наклонялся.

– А здесь у меня богатырки сил набирались, – зашептал он ей на ухо, так щекотно и боязно и в то же время приятно, так бы стояла и слушала, что он шепчет. – Каждая смерть мою искала, каждая на равных сразиться желала. Хочешь тут жить? На железе есть, в лучшие кольчуги рядиться?

Покачала головой Василиса. Страшно ей до того сделалось, что вцепилась она в руку Кощея да лицо на груди его спрятала. Во сне и не такое случается!

– Нет, Кощей, – помотала она головой, – не хочу. И меч я не подниму, да ты и дурного мне ничего не сделал, чтобы смерти твоей желать.

Приобнял Кощей ее за плечи – ох уж эти сны в костяных хоромах! – да и повел дальше.