Книга Сердце самой темной чащи, страница 91 – Оксана Заугольная

– Я сослужила три службы, Кощей, – слова давались Василисе с трудом, словно буря в ней еще не готова была утихнуть, рвалась и гудела на своем разрушающем все языке. – За них ты обещал дать мне навий огонь для моего дома и отпустить с миром. Отпускаешь?

Кощей выглядел так, словно сейчас не только кожа на лице, но все его тело растрескается и развалится крошечными кусочками. Он потемнел весь и будто стал выше, а потом плотно сжал веки и вновь стал прежним. Только сделал еще один шаг назад и холодно произнес:

– Отпущу, Василиса. Я свое слово держу.

Василиса облизала губы и сглотнула сухой ком. Волшебство момента пропало, и она почувствовала разом все: как запутались ее волосы, что расплелись из косы и теперь мокрыми от дождя плетьми облепляли ее тело; как холодно стоять ногами в траве и противно от насекомых на теле, но и согнать их тоже было боязно, ведь от рубахи и платья почти ничего не осталось; как мерзко моросит дождь, что остался даже после того, как буря ушла.

Она обняла себя руками, зубы ее мелко застучали от холода, но попросить помощи у Кощея Василиса не смела: слишком далеким и чужим он теперь казался.

Кощей же повернулся к ней спиной и щелкнул пальцами. Тотчас весь гнус с легким шорохом осыпался наземь, а перед Василисой очутилось новое платье. Точь-в-точь как прежнее, и рубаха такая же.

Василиса поспешила одеться и огляделась, пока пальцы машинально заплетали косу. Потихоньку повыползали из оврагов и кустов живущие в чаще Навьего царства твари, зашуршали отмершие лешие, завыли волкодлаки. И пусть Василиса их не боялась, она чувствовала свою бурю кончиками пальцев, мертвые языки жили в ее груди, живые слова готовы были выпрыгнуть изо рта. Могущественная колдунья, она все же поспешила взобраться на Бурушку и направить его следом за Кощеем, который теперь ехал впереди на своем костяном коне.

Лишь одного опасалась Василиса, что унесется вскачь Кощей, улетит вихрем, и ей придется надеяться, что Бурушка сумеет вернуть ее на Кощеев двор без хозяина.

Но Кощей ехал медленно, его конь словно едва волочил ноги, и Бурушка быстро нагнал его так, что Василиса теперь могла говорить с Кощеем.

– Кощей, – окликнула Василиса его негромко, – али я обидела тебя?

– Нет, Василиса, – Кощей ответил, когда Василиса уж перестала надеяться, что он и вовсе ее услышал. – Забудь. Пустое.

И так и сяк Василиса крутила его слова, никак не могла понять, что же произошло. Разве он сам не просил ее разозлиться на мачеху и сестрицу сводную? Разве не он хотел, чтобы она никого не оставила безнаказанным?

Но снова заговорить она не смела, просто смотрела на спину Кощея, его корону и ждала, когда он обернется и сам заговорит.

Вот уже стемнело, и впереди засияли огни черепов на частоколе вокруг двора Кощея, а он все молчал, зато Василиса спохватилась. Не могла она товарища оставить у Кощея и с собой в деревню не взять, только отдаст ли его Кощей, ставший вдруг чужим и холодным?

– Кощей, – позвала она.

Он обернулся так резко, что Василиса вздрогнула. Мелькнула в его глазах надежда и погасла потушенной лучиной.

– Я просила только огонь навий, я помню, – язык у Василисы заплетался, слова словно нарочно сбивались кучками и пропадали, не желая выскальзывать изо рта, что за наказание! – Но… не мог бы ты… еще…