Книга Кошмар на Полынной улице, страница 54 – Дарья Буданцева, Мария Тович, Риган Хэйс, и др.

Все прочие действия по отношению к зеркалам считать законными и вполне приемлемыми…

«Ночные бдения Х.О.»

Просьба не воспринимать всерьез.

Без подписи

«Хема?..» – звук раздался так неожиданно и так оглушительно громко, что я чуть не ушла с головой под воду, потом подскочила на месте, снова застыла и напряженно вслушалась, попытавшись сообразить, откуда донесся голос.

Полупрозрачная вода – мутновато-желтая в глубине и колышущаяся, пенящаяся на поверхности там, где я усердно дрыгала пальцами, – встревоженно забилась о края ванны, кое-где покрытой паутинкой трещин на эмали.

В голове встревоженной рыбешкой забилась мысль: «Надо ответить».

– Хема!

Некоторые предметы моего детства иногда выползали погулять на волю из своих шкафов и задвинутых ящиков. На этот раз заговорил один из семи пластиковых стаканчиков, выстроенных по росту вдоль бортика ванны. Каким только образом, спрашивается?..

– Сегодня собрание. Ты будешь? – звук откатился в высоту, под желтоватый потолок с развешенным на просушке бельем, и завис там, по-видимому, ожидая моего ответа. – Ау-у? Спишь, что ли?

Прохладно-дребезжащий голосок, похожий на помехи в эфире или шелест сухого песка, изо всех сил источал порывы отеческого переживания.

Можно подумать, недостача чьей-то личности на этих треклятых собраниях сулит всем огромную неудачу и проклятие как минимум на целую сотню лет.

Я снова расслабленно вытянулась.

Сквозь приоткрытую дверь ванной просматривалась часть коридора: преимущественно полка на стене и подвешенные к ней ветряные колокольчики. Остальное тонуло в уютном домашнем сумраке.

Там, в этом сумраке, все было по-прежнему. Приглушенно, безлюдно, тихо, но… по-прежнему. А здесь – этот голос.

– Да. Допустим, – негромко произнесла я куда-то в пустоту в надежде, что меня всё еще слышат.

– Точно?

Хлопья нависающего с потолка белесого тумана и пара щекотали голые плечи и мгновенно отлетали назад, стоило только оглянуться. Разогнать пора бы. А то лезет из подъезда какая-то муть без толку. Совсем уже страх потеряли, ехидны!

– Да буду, буду! – вскипела я.

– Хорошо, – ответил все тот же бесстрастный голос и, как мне показалось, отключился, оставив наконец душу предмета в покое.

Продолжая сидеть, я молча смотрела, как под потолком ящерица ловит сонную муху, лишая скромного ужина выползшего из вентиляции паука-сенокосца. Умиротворяющее зрелище…

Но на этот раз душевного покоя как не бывало.

Я вылезла из ванны и, на ходу одеваясь, вышла из пятна света в пустой коридор, пытаясь нащупать на стене кнопку выключателя.

Понурое чучело огромной лосячьей головы проводило меня тусклым, каким-то отчаянным и тоскливым влажным взглядом и, показалось, печально вздохнуло. Недолго думая, я качнулась на месте – и с легким дуновением чего-то похожего на ветер шагнула сквозь двойные квартирные двери наружу.

На площадке перед квартирами было сумрачно, прохладно и пахло свежей краской и залежалой пылью. Здесь, в отличие от моей квартиры, вытянутые лампочки дневного освещения с сумраком не справлялись и постоянно делались ядовито-желтыми, матовыми и залепленными по бокам какой-то мелкой грязью и паутиной.

Свернув в боковой коридор, я ткнула кнопку вызова лифта и стала ждать. В полутьме, четко выделяясь среди орнаментов соседских дверей, виднелась моя ящерица с закругленным хвостом и большим, поблескивающим в темноте янтарным глазом на месте, где должен был располагаться дверной глазок.