Книга Эринии и Эвмениды, страница 119 – Риган Хэйс

— В общем, кое‑как протянул я до финала пьесы, а как отзвучали аплодисменты, я, даже не сбросив этот убогий костюм Оргона, пошел тебя искать. На самом деле все решила случайность. Я наткнулся на Роуча, и он пошутил: «Так плохо играл, что из зала даже девчонка убежала!» Я спросил его: какая девчонка? С короткой стрижкой? Роуч ответил «Да, побежала на улицу искать свою подружку», и я прикинул, что к чему. Я накинул куртку и прогулялся вокруг кампуса. Добрел до садовничьей будки и наткнулся на чьи‑то следы. Подумал еще, странно как‑то, целая цепочка вьется у входа, а потом гляжу — в сторону леса от будки тянется колея, как будто кто‑то что‑то тащил… Потом я пошарился внутри постройки, нашел там початый круг скотча, обрывок веревки, и в голову закрались нехорошие мысли. Честно сказать, я сначала испугался, что ты решила убить ее, Би.

— Или Дэнни решила убить меня, — пожимаю я плечами. — Такой идеи у тебя не возникло?

Рори иронически хмыкает.

— Шутки шутками, но я всерьез струхнул. К тому моменту Роуч возвращался в свою конуру, ну я и попросил его взять фонарик и сходить со мной по следу, а то темнело уже, трудно что‑то разглядеть. А потом уже мы нашли вас, насквозь вымокших, ошалелых и едва живых.

Воспоминания о тонущей Даньел, воде, едва не заливающейся в легкие, слишком свежи, и я ежусь от вновь нахлынувшего морозца.

— Да уж, вот так история. Признавайся, ты провел детство, читая Нэнси Дрю?

— Вот лучше бы вместо того, чтобы отшучиваться, рассказала, что там произошло на самом деле, — куксится Абрамсон и откидывается на спинку стула. — Ты же не думаешь, что я повелся на ту сказочку, которой ты всех кормишь?

Ай да Рори. Ай да светлая кудрявая голова.

— Нет никакой другой правды, которой бы ты не знал, — туманно отвечаю я, но взгляд прячу в пол. Мне не хочется нагло лгать ему в лицо. — Это просто наши глупые терки с Даньел. Нам снесло крышу, и мы… решили так прояснить наши отношения. Раз и навсегда.

— Да уж, ну и дуры же вы чокнутые, — бурчит он, как старый дед. — Могли ведь и правда раз и навсегда захлебнуться там… Как вас только в престижную академию взяли с такими куриными мозгами?

В конце концов до Рори доходит, как смешно его вопрос звучит в контексте всего, что нам известно о величественном Уэст-Ривере, который уже ничто не может запятнать и опорочить. Потому что его честь и без того запятнана донельзя — клейма негде ставить.

Мы отсмеялись, после чего у Рори дзинькнул телефон.

— Отец приехал. Мне пора, Би.

Он встает из-за стола, и я поднимаюсь за ним.

— Я провожу.

Вместе мы спускаемся в холл и выходим на воздух. Нам в кои‑то веки дружелюбно улыбается солнце. В его золотистых лучах громада академии не кажется такой угнетающе жуткой. Зато миг прощания отчего‑то больно отдается покалыванием в груди.

Абрамсон-старший, уже в сединах, мило приветствует меня, без зазнайства или чопорности. Он богат, но не настолько, чтобы кичиться своим положением, и оттого набирает от меня очко одобрения. Он обнимает сына крепко, по-мужски, с той семейной теплотой, коей я не знаю много лет.

— Скажи, ты ведь вернешься? — спрашивает Рори, погружая вещи в отцовский багажник. — Ну, чтобы закончить год.

— Куда я денусь, — отвечаю и оправляю за ухом прядь. Почему‑то вдруг волнуюсь, что на солнце мои веснушки станут совсем явными и придадут лицу ненужной детскости. — Тетушка не станет хлопотать ради одного несчастного полугодия, так что я в плену у академии до самого конца.