Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 178 – Екатерина Ландер

Ярик стиснул зубы, однако промолчал. Придвинулся поближе и глянул сквозь амулет. Мир снова окрасился сепией. Мелькнула впереди, под колесами подъезжающего к остановке автобуса, оранжевая тугая нить.

— Ну что там?

— Пока прямо.

Нить упорно вела на Васильевский или куда-то в ту сторону.

— Теперь направо…

— Теперь направо, — сказал Ярик водителю.

— У вас вокзал конечной точкой стоит, — холодно и как-то безапелляционно заявил таксист.

— Надо кое за кем заехать. За девушкой. Мы доплатим.

Парень пробурчал нечто невнятное, но все-таки повернул.

На Дворцовой набережной встряли в созданную кортежем туристических автобусов толкучку. Затем медленно, с черепашьей скоростью, проехали мимо следующего моста.

Нить упрямо вела вдоль реки.

Возле Сенатской площади, однако, круто вильнули влево, оставив позади безлюдный причал с набережной. Таксист, явно посчитавший нас не совсем в себе, вопросов касательно маршрута больше не задавал.

В окне показался и снова исчез «Медный всадник». Я различил знакомую надпись, выбитую на камне: «PETRO primo CATHARINA secunda». Мозг, увлеченный поиском в памяти всевозможных фактов, против воли подкинул парочку строк и про воспетый Пушкиным памятник.

Народная молва гласила: якобы Пётр Первый сам благословил скульптора Фальконе на создание «Всадника», явившись к тому во сне и предсказав мастеру величие и славу на века, если поклянется верой и правдой служить своему царю и сотворит памятник, достойный великого государственного деятеля.

И вроде бы «Медный всадник» считался чем-то вроде оберега города. Недаром пришедший к Александру Первому во сне император наказывал не увозить скульптуру из Петербурга во время войны 1812 года, хотя тогдашний царь планировал спрятать «Медного всадника» в Вологодской губернии, боясь наступления французов.

Я подумал, что уж больно охотлив Пётр Алексеевич до блуждания по чужим снам, и собирался сказать об этом Ярославу — не зря же именно про основателя города тот читал в первую нашу встречу, — но заметил, как упругая путеводная нить качнулась влево.

Следом за скульптурной композицией великого царя навстречу выплыл монументальный Исаакиевский собор со знаменитой колоннадой и ангелами на фасаде и вокруг купола.

Ангелы…

Я глянул сквозь амулет, но нить упрямо вела прочь, обходя Исаакиевский по широкой дуге. Следом, будто заговоренное, свернуло и такси. Мы вклинились в пробку на Невском.

И тут что-то произошло. Невидимая нить дернулась и потянулась в арку ближайшего двора.

— Туда, — от волнения начав говорить шепотом, указал я на подворотню.

— Приехали! Сворачивай! — крикнул Ярик водителю.

— Вам же до вокзала? — мрачно осведомился он. — Э-э-э, сдачу дам как до вокзала.

— Сворачивай, говорю!

Машина прижалась к обочине возле остановки. Под сигналы автобуса, которому водила перекрыл путь, мы выскочили наружу и остановились напротив глухой решетки.

Кажется, и правда приехали…

— Нашли? — поинтересовался Ярик.

Я сверился с амулетом.

Нить указывала на двор, свободно проходя сквозь прутья решетки. Я толкнул скрипучую калитку — к удивлению, оказалось не заперто.

— И зачем такой крюк сделали? Ведь можно было сразу на Невский и сюда.

Я спросил это просто вслух, без особой надежды на ответ, но Ярик насупился:

— А мне откуда знать? Ты о чем вот думал, когда брал амулет в руки в первый раз?