Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 181 – Екатерина Ландер

Стремительно подавшись навстречу, Кшесинская прильнула к моему боку, взяла под локоть. Матильда не была призраком в привычном, бесплотном понимании. Но холодом от нее веяло прямо-таки могильным.

— Василя. Басилевса.

— Почему же не завели? — осторожно спросил я, только чтобы продолжить разговор.

Она отвела взгляд:

— Война. Революция. Какие дети?

Балерина помолчала, кусая острыми зубками пухлую нижнюю губу. Продекламировала нежным птичьим голосом:

— От любви бывают дети.

Ты теперь один на свете.

Помнишь песню, что, бывало,

Я в потемках напевала? [79]

Балерина вздохнула поглубже. Крикнула пронзительно в высоту бетонного мешка двора:

— Размышляя о причале, по волнам плывет «Аврора», чтобы выпалить в начале непрерывного террора!..

Эхо подхватило и разнесло голос. Над далекой крышей послышалось хлопанье птичьих крыльев. Матильда очнулась. Выпрямилась. Поправила проеденные молью складки платья. И вдруг подавилась смехом:

— Мы любили друг друга! Мы так любили друг друга! — Раскинув руки в стороны, Матильда закружилась, мотыльком порхая вокруг меня. — Ты знаешь, что найти Ключ-от-каждой-двери могут только истинно любящие души? Те, которые предназначены друг другу судьбой?

— Это легенда? — припомнил я рассказ Гусева о ключах и аптекаре Вильгельме Пеле.

— Это истина! — Платье возмущенно подскочило, по инерции продолжая кружиться, хотя Матильда уже замерла, надменно вскинув точеный подбородок и расправив плечи. — Создатель ключей, как великий волшебник и алхимик своего времени, знал, чего ищет. И нашел. Формулу любви.

— Формулу любви? Как граф Калиостро? — Я проглотил нечаянный смешок, и правильно: Кшесинская предупредительно вскинула брови. — Но ключи?

— Что ключи?

— Пель спрятал их. Теперь прячете вы. Почему?

— Не знаю. — Балерина капризно дернула худым округлым плечиком. — Ключи от Времени-Пространства. Мы собрали их. За исключением пары частей. Удивительно: знатные, образованные семьи хранили их множество лет, сами того не подозревая.

— Сколько их? — подступился я с новым вопросом.

Кшесинская хитро сощурилась:

— Подумай сам хорошенько, — и взмахнула рукой. — А впрочем, если тебе суждено, то и так поймешь. Рано или поздно. Петербург — такой стихийный город. Недаром на излете восемнадцатого века его так полюбили алхимики, а следом — масоны и всякие прочие, служившие по большей мере Потусторонним. Кстати, мы с Ники были знакомы с одним алхимиком.

— С Вильгельмом Пелем?

— Смекаешь, — улыбнулась Матильда. — Правда, к тому моменту он был уже совсем плох. Делами аптеки управлял Александр, его сын. Титул колдуна он унаследовал вместе с лекарственным производством и алхимической лабораторией в подвале. Так вот… — Манера Кшесинской внезапно перепрыгивать с тему на тему напоминала мне старинный пластиночный проигрыватель со сбитой балансировкой иглы, то и дело скачущей с одного места пластинки на другое. — Вот. Но оба наперебой твердили нам про пятый элемент, без которого любое колдовство не имеет самой большой своей силы. Пятый элемент, кажется… — Матильда нахмурилась и потерла лоб. — Кви… кве…

— Квинтэссенция.

— Правильно. Но знаешь ли ты, что это такое?

Кшесинская прильнула ко мне и выжидающе уставилась в лицо своими черными, цвета бездны, выразительными и пугающими глазами в ожидании ответа. Я судорожно сглотнул.