Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 194 – Екатерина Ландер

И подумал: вот кому, а не мне, следовало оказаться в момент взрыва на площади. Лёня бы точно придумал, как поступить.

Чтобы не сталкиваться ни с кем взглядом, я смотрел в окно. С этой стороны улицы, сразу за тротуаром, высилась ограда детского сада. На уныло-серой от весенней слякоти территории торчали фантастически яркие детские домики, качели, спираль-лазалка и грибок над песочницей. Но главное — деревянная, небесно-голубая модель корабля — такого, что на борт без труда поместились бы четверо, если не пятеро ребят.

Проехали центральные ворота, и я увидел еще одну табличку.

«Детский сад “Фрегат”», — прочитал я.

Внутри отозвалось — тревожно, томительно. Сумасшедшая, но необъяснимо правильная мысль вспыхнула в голове буквально на миг и тут же угасла. Пытаясь заново поймать ее, я не заметил, как свернули к проспекту, а затем на набережную.

Мимо замелькали круглобокие, пришвартованные к берегу гордые корабли и частные рыбачьи лодочки. Вдалеке, в облачной хмари, показался золотой шпиль Адмиралтейства.

И тут я наконец понял, какая безумная догадка щипалась и скреблась во мне с начала пути!..

— Фрегат, — сказал я.

— Что? — переспросил Лёня.

— Фрегат! — радостно воскликнул я, хватая Ярослава за плечо и встряхивая.

Тот рассеянно глядел на меня, явно соображая: то ли стукнуть посильнее, то ли я уже безнадежен. Но пару секунд спустя в глазах загорелось понимание.

— Вперед. На площадь! Быстрее!

Лёня скривился.

— Какая муха вас покусала? Я, конечно, понимаю, просидеть взаперти несколько часов…

Ярик не дослушал. Он порывисто обернулся ко мне, цепляясь за спинку сиденья и даже пристав от волнения:

— Между небом и землей. Над городом… Трезубец Нептуна — это…

— Вознесенский и Невский проспект, — подхватил я.

— И Гороховая улица!

— Они пересекаются в одной точке… Возле Адмиралтейства…

— …которое является морским символом города. И образуют на карте как бы трезубец. Нептун. Бог морей в древнеримской мифологии. Все сходится! Даже путеводную нить из амулета сносило в сторону Адмиралтейства. Ты же думал тогда о Ключе?

— Сходится что? — Прохладный интерес Лёни несколько остужал наш пыл, иначе бы воздух в салоне давно закипел от волнения.

— Подожди! Так думал или нет?

— Ну, думал, — признался я. — О Кшесинской и о ключах. Ведь ради них мы ее искали…

— Кораблик на шпиле Адмиралтейства! — пояснил Ярик горячим от восторга голосом. — Когда его только-только установили, по городу ходил слух, что в нем, а точнее в полом шаре под фигурой корабля, спрятаны сокровища. Но при демонтаже не нашли золота, как ожидали. Только пару монет старинной чеканки и газеты, в которых писали о победе над армией Наполеона в тысяча восемьсот двенадцатом. Никто не понял, что с этим делать, и после реставрации все поместили назад. А одна из последних реставраций корабля приходится на…

— На тысяча девятьсот шестнадцатый! Время правления Николая Второго. И чисто теоретически…

— …они с Кшесинской могли подложить ключи туда! — закончил Ярик.

Надо отдать Лёне должное: он почти не удивился. Только задумчиво поскреб подбородок и спокойно потребовал:

— Пока едем, я хочу услышать все, что вы нарыли.

И мы так же, наперебой, пересказали ему визит Гусева ко мне домой и разговор с призраком престарелой балерины.

Темнело быстро, словно чей-то большой невидимый палец зажал ползунок настройки яркости и тянул его все вниз и вниз.