Онлайн книга «Нарисую себе счастье»
|
Не быть мне игроком в шахматы. Когда-нибудь я научусь просчитывать ходы наперед, но не скоро. Сейчас весь мой маскарад грозил рассыпаться звонкими осколками, что та злосчастная фарфоровая чашка Казимира Федотовича, которую я все же уберегла от собственной неуклюжести. Почему я уродилась такой дурой? И ведь не впервой я совершаю глупые ошибки. Отец всегда смеялся, что врать я не умею, путаюсь в словах, смеюсь, краснею. Это потому, что я — дитя творческое, неземное. Как и матушка. Все, кто талантлив, обычно в небесах витает. Сам же отец твердо стоял на земле, а мы всегда за него держались, оттого и жили хорошо и спокойно. Три года с его смерти прошло, а я так и не отпустила. Хорошо, что день почти миновал, на деревню уже спустились сумерки. На “эгоистку” Пиляева нас глазели из-за плетней, но меня или не признали в мужской одежде, или случайным зрителям было плевать. Оба варианта меня устраивали. Мы остановились возле нашего дома, Ильян выскочил на крыльцо босым и в одних штанах, поглядел на меня, открыл рот… и наткнувшись на мой сердитый взгляд его захлопнул так живо, что зубы клацнули. Все же он далеко не дурак. Да и поутру видел, что сестрица мальчиком обрядилась. Наверное, не для праздного развлечения! — Матушка как? — грозно спросила я, пытаясь сделать голос пониже. — Как обычно, — буркнул Ильян, щурясь. — Кашляет. Ест худо. — Я доктора привез. Он ее посмотрит. Оденься уже, чудо. — Я рубаху порвал. Зашипела сквозь зубы: ну что за остолоп! У нас уже не осталось целых рубашек, все штопанные-перештопанные! Ну, днем мать зашьет. Она хоть и видела плохо, но такую простую работу делать могла. — Меня зовут Марк, — представился Пиляев, приветливо кивая рыжему и вихрастому Ильяну. — Я к твоей матушке пройду, а ты лошадь мою напои, будь другом. — Ладно, — кивнул брат без всякого почтения и громко шмыгнул носом. Когда доктор вошел в дом, я подлетела к мальчишке и ухватила его за ухо, выкручивая: — Ты как себя ведешь, паршивец? Это лучший лекарь Большеграда! К нам издалека приехал, милость оказал, а ты даже не поздоровался! И еще рожи тут корчишь! — Ай-ай, пусти, дура! Оторвешь же! — Если б тебе это ума прибавило, то и оторвала бы. Слушай внимательно, мой глупенький братец: кобылу напоить. Доктору улыбаться. Меня не выдавать. Я теперь старший брат твой Маруш, ясно? — Нет. Зачем? — На работу к Долохову на фабрику меня взяли. Вот, даже аванс выдали. И я, отпустив Ильяна, гордо продемонстрировала несколько серебряных монет. — Это чего, на фабрике столько платят? Я тоже хочу! — Не дорос еще. будешь по дому шуршать. Бесплатно. И за матерью смотреть, пока я на работе, ясно? — Да ты совсем уже… Привычную ссору прервал голос доктора Пиляева. Я услышала какие-то напряженные нотки в нем и немедленно встревожилась, отталкивая брата и вбегая в дом. — Звали? — Да. Маруш… Мать сидела в кресле, бледная, но спокойная. В чистом платье, в простой косынке. Смотрела на меня с легким удивлением, щурилась. Видела ли она, что волосы у меня под шапкой, а вместо юбки я нацепила портки? Не знаю. После смерти отца она все больше уходила в себя, совсем не замечая того, что вокруг. — Да говорите как есть, доктор, — не вытерпела я. — Что, все плохо? — В общем, дела неважные. Легкие не в порядке, с сердцем проблемы. |