Книга Нарисую себе счастье, страница 13 – Марианна Красовская

Кстати, о коробейнике: как явится в торговый день, так надобно к нему наведаться и попросить привезти Ильяну новую рубашку. И себе какой-нибудь зипун, скоро уж похолодает.

Рыжие волосы торчали во все стороны, почему-то не делая меня похожей на мальчишку. Мне вдруг показалось, что так даже лучше. Живописнее — уж точно. Скрипнув зубами и нахлобучив картуз, я собрала в заплечный мешок немного пожитков: кусок сала, пару ломтей хлеба, несколько головок редиса. Платок носовой, исподнее, старые угольные карандаши. Мало ли, когда я вернусь. Заварила матери целебных трав, растолкала сладко спящего Ильяна и строго наказала не забывать об обеде.

— Вернешься сегодня? — сонно спросил мальчишка.

— Не уверена. Если что — за меня не волнуйся. Я на фабрике буду.

И сбежала огородами, чтобы деревенские не увидели, что я снова в мужских портках щеголяю.

Ноги в старых отцовских ботинках мигом взопрели, и я недолго думая стянула неудобную обувь и дальше поскакала босиком. Все равно — роса. Так лучше будет. Ноги-то быстрее просохнут, чем ботинки. Пробежала мимо речки, потом полем. Перед лесом уж снова обулась, потому как корни да сучки. Я все не деревенская баба, что до снега босиком ходит. У меня кожа нежная, тонкая.

В лесу утром страх как красиво. Я села перекусить и воды напиться, взглянула вверх и застыла в немом восторге. В голубых небесах покачивались верхушки деревьев. Шелестел ветер, где-то заливались птахи. Облака, будто бы запутавшись в ветвях, никуда не спешили. Сколько я так просидела, любуясь? Не ведаю. Очнулась, сунула в мешок нетронутый хлеб с салом и побежала дальше. Некогда мне. Нужно спешить.

Конечно, опоздала.

Ворота фабрики были уже закрыты. Сторож (не тот, что в прошлый раз, другой) из своей будочки взглянул на меня неодобрительно.

— Ты, что ли, Маруш?

— Я, дяденька.

— Во сколько тебе прийти велено было?

— В восемь.

— А сейчас сколько?

— Не могу знать. Часов не имею.

Покачав головой, сторож отворил калитку.

— Заходи, горе луковое. Радуйся, что Хозяин велел тебя дождаться и впустить, как явишься.

Он так и произнес: Хозяин. С придыхом и благоговением.

Вон оно что. Любят тут Казимира Федотовича, почитают.

— В суме что?

— Хлеб. Сало. Карандаши, — с готовностью перечислила я.

— Нож есть? Ежели имеется, сдать под роспись придется.

Нож у меня, разумеется, был. Маленький совсем, но удобный, чтоб сало резать. Отдавала скрипя зубами. Вернут ли? Ощупав мой мешок и более ничего острого и опасного не обнаружив, сторож вернул мои вещи, а потом кивнул в сторону серого приземистого здания:

— Там Хозяин. В гончарном цехе. Но ты туда не иди, нечего одному там делать. Иди прямо к рисовальщикам. Видишь — сбоку дверка? Тебе туда.

Радостно закивала и поскакала туда, куда указал сторож, на ходу подтягивая спадающие штаны. Оглядеться не успела, но заметила и кусты, аккуратно подстриженные, и скамейки, а еще учуяла запах жареного лука. Неужто и вправду кормят тут? Наверное, потом из жалования недоимку вычтут. Мне такое не нужно. У меня свой хлеб есть.

Толкнула тяжелую, выкрашенную зеленой краской дверь с сияющей медной ручкой, шагнула внутрь и заморгала от неожиданности.

Во-первых, здесь было не просто светло, а очень светло. Широкие окна пропускали солнечные лучи, а несколько ярких светильников под невысоким потолком еще и добавляли освещения. Во-вторых, тут пахло далеко не луком. По неосторожности я глубоко вдохнула едкий туман и тут же закашлялась, аж слезы из глаз брызнули.