Книга Где распускается алоцвет, страница 86 – Софья Ролдугина

– Спасибо, у меня ещё есть, – смущённо отсалютовала она своим пирожком, пока только надкушенным. – Я просто вдруг подумала… А зачем вы меня вообще позвали с собой?

Лицо у него просветлело.

– А, ну тут всё просто! Вы мне очень нравитесь, Алика, – сказал он честно. – Ещё тогда понравились, когда угрохали недоброй памяти Светлова. Я и сам подумывал что-то такое провернуть, но служебная этика, понимаете, – поморщился он и, развернувшись, зашагал дальше. – Тогда к вам подкатывать было бы с моей стороны и бессовестно, и глупо. А потом работа, всё такое, восемь лет как один день – и тут обстоятельства снова нас сводят. Я решил: а почему бы и нет? – белозубо улыбнулся он через плечо. – В конце концов, вы взрослая женщина и всегда можете меня послать, если что-то не нравится! Ну и мне самому надо ещё понять: это я влюбился или просто хочу затащить вас в сыск? Как говорится, есть варианты.

От неожиданности Алька подавилась пирожком и чуть не уронила в заросли столовский стакан.

– Я… э-э…

– Не переживайте, Алика, у нас с вами сейчас скорее деловая поездка, чем свидание, – неубедительно успокоил её Дрёма, шагая под сень дубов. – Мне действительно нужен надёжный напарник, с которым не страшно сунуться в курганы… Или напарница. Ну вы посмотрите, какие красавцы! По восемьсот лет им.

Глядя, как он искренне улыбается и ходит, похлопывая дубы по стволам, словно со старыми приятелями здоровается, Алька и сама невольно улыбнулась.

– Вы как будто к друзьям приехали.

– К подопечным, – не смущаясь, подтвердил Дрёма. – Изначально трассу в сторону Ярограда должны были проложить аккурат здесь, потому что тут более ровный участок, а если обходить – надо или туннель копать, или мост строить. Мой отец тогда выступил против изначального проекта, ездил сюда с фотографом, писал репортаж про дубы, собирал подписи для коллективного письма в дорожное ведомство… Ну и я с ним шатался, каникулы же, что в столице делать? Эх, хорошее время было.

Они ещё немного постояли там. Алька допивала чай; после пирожка руки были чуть масленые, и стакан скользил. Дрёма стоял, привалившись спиной к стволу самого большого дуба и чуть откинув голову назад. Глаза у него были закрыты; локон, ниспадающий на лоб, издали напоминал трещину.

С кочки, поросшей мхом, на них пялилась большая чёрная гадюка.

Алька поймала её взгляд и чуть дёрнула подбородком в сторону: мол, давай отсюда, не мешай.

Гадюка в ответ качнула жирной башкой – и бесшумно уползла.

К машине вернулись без приключений, даже репьёв особо не нацепляли. Дрёма метнулся в столовую – вернул посуду; Алька пока забежала за водой и шоколадками в дорогу. Когда он вернулся, то спросила у него о чём-то, обратившись снова по имени, а он споткнулся.

– Вам не нравится, когда вас так зовут? – насторожилась она, сопоставив этот раз и прошлый. – Простите, просто я подумала, что раз вы ко мне по имени, то и я могу…

– Нет-нет, дело не в этом, я бы вообще с вами с удовольствием перешёл на «ты»! – поднял руки Дрёма, точно сдаваясь. И виновато улыбнулся. – Но по имени меня правда редко зовут, фамилия-то звучная. Вот в детстве, если я нашкодил, мать, конечно, упирала руки в бока, поправляла очки на носу и звала так, с растяжечкой: «Гори-и-исла-а-ав»! Брр, как вспомню – аж мурашки, – поёжился он, откручивая мигалку с крыши и убирая её под сиденье.