Книга Плетельщица снов, страница 86 – Наталья Журавлёва

— Неужели? — усмехнулась Лусия. — Любовь тебя не интересует?

— Самое важное для меня — это моя лавка снов, а любовные интрижки пусть остаются глупым девчонкам, которым больше нечем заняться.

Матушка Буль подавила улыбку, но больше ничего говорить не стала.

— Посмотрим, посмотрим, — лишь тихонько пропела она себе под нос.

А я задумалась, как матушке Бульк удалось так быстро почувствовать перемену в моем настроении?

Я с интересом посмотрела на Лусию, наполнявшую водой высокую фарфоровую вазу, которую она принесла из гостиной.

Меня так и подмывало спросить, не является ли даром Лусии чтение мыслей, уж слишком часто она угадывала, о чем я думаю, с тех самых пор, как я пересекла порог ее дома. Вот только о таких вещах в лоб не спрашивают.

Но матушка Бульк заговорила сама:

— Мой дар — в некотором роде и мое наказание: я — эмпат, — сказала Лусия, буквально огорошив меня. — Ты знаешь, кто такие эмпаты, Мия?

Я кивнула:

— Люди, которые чувствуют эмоции других.

— Эмпаты не просто чувствуют, а осознанно переживают то же самое, что и другие люди, — пояснила матушка Бульк.

Я пришла в восторг от подобной перспективы, на секунду представив, каково это — видеть других насквозь.

— Это же очень удобно! — я принялась расставлять цветы в вазе, но они все равно сбивались в одну тесную кучу. — Вы всегда можете почувствовать, искренен ли с вами человек или он что-то скрывает.

Матушка Бульк покачала головой:

— Есть такая правда, которую совсем не хочется знать, дорогая.

— Но почему? По мне, так от такого дара одна только польза, — помяв букет руками, я беспомощно отступила.

— Просто поверь мне на слово, Мия, — улыбнулась Лусия. — Можно?

Матушка Бульк уселась поудобнее, пододвинула к себе вазу, и я залюбовалась, как искусно она скомбинировала каллы, ирисы и ранние садовые розы.

Мне вдруг вспомнилось, что матушка Вуна точно также всегда была в курсе, в каком я настроении, и безошибочно угадывала, о чем думаю в определенный момент. Получается, и Вуна — эмпат? Что ж, это многое объясняет, жаль только она никогда не рассказывала мне об этой своей способности.

Лусия вернула мне вазу с цветами, и я поставила ее на середину кухонного стола — здесь она будет смотреться куда лучше, чем в моей небольшой комнатке.

— Это Магические горы помогли развить дар эмпата? — предположила я.

— Наверняка, — уверенно кивнула матушка Бульк. — Когда с детства бегаешь у их подножия, хочешь не хочешь, а определенные магические способности приобретешь.

Я на мгновение задумалась, а потом спросила:

— Лусия, а вы давно знакомы с Вуной? — и успела заметить, как быстро улыбка исчезла с лица старушки.

— Мы выросли вместе, здесь, в Бергтауне — тихо произнесла матушка Бульк. — Хоть Вуна была и младше меня, мы быстро нашли общий язык и подружились, а время быстро сгладило разницу в возрасте.

Лусия взглянула в окно и замерла. Она смотрела на мощенные улочки города, залитые ярким летним солнцем. И мне совсем не нужно было обладать даром эмпата, чтобы понять, что перед внутренним взором матушки Бульк проносятся события давно минувших дней.

— Почему Вуна уехала? — осторожно спросила я.

— А она сама разве не рассказывала? — вернувшись в настоящее, поинтересовалась Лусия.

Я отрицательно покачала головой.

Если Вуна и заговаривала о Бергтауне, то исключительно в свете близости города к Магическим горам. Она могла часами говорить о том, как удивительно может раскрыться в этом месте любой магический дар, но всегда избегала разговоров о личном, и сколько бы я не расспрашивала Вуну о Бергтауне и ее юности в этом городе, каждый раз она находила повод сменить тему. В конце концов, я оставила эти бесплодные попытки. Вуна не желала говорить ни о причине отъезда из Бергтауна, ни о людях, которых по какой-то причине оставила здесь навсегда.