Книга Пленница Кощея, страница 26 – Полина Змееяд

— Коли любопытная такая, сама в Навьих книгах об том найди да прочти, — ответил царь, из-за стола поднимаясь.

— Та ведь не знаю я языка вашего, — я вслед за Кощеем вскочила, и обмерла вся от страха. А ну как еще какое-то наказание за мой язык болтливый выдумает?

— Вот и подумай, как его выучить. Не трудный он, на варяжский похож, буквы в нем так же говорятся, — сказал Кощей и вместе мы снова в его кабинет поднялись.

Взял царь со стола бумагу и перо, начертил сорок знаков — букв языка навьего. Я, за его спиной стоя, вся извелась от любопытства. Думала, что расскажет он мне, как символы те читаются и что значат, да он лишь рядом с ними наши азь-буки написал. Отложил перо, оставил записку эту на договоре свернутом и к двери направился.

— Думай, Ядвига, но о работе своей не забывай, — сказал Кощей, за ручку двери взялся. Я уж думала, уйдет сейчас, меня наедине с загадкой мудреной оставив, но он повернулся. — И все же скажи, Ядвига, чем та сказка про царевну и змея закончится?

Я от злости аж на ноги вскочила. Сам тут, значит, историю леса умолчал, а я ему вынь да положь, тьфу ты, то есть, возьми да расскажи! Вот еще!

Выпрямила я спину гордо, как жена великого вождя варяжского делала, когда приказы его воинам отдавала, отбросила назад волосы свои медные и на Кощея хоть и с низу вверх, а свысока глянула. Лицом ни злости, ни печали не выдала, лишь молвила надменно:

— Когда Милавушку увижу, ей доскажу. А ты и дослушаешь, царь Кощей, коли знать тебе хочется.

Кощей посмотрел на меня, будто ждал, что опущу я голову и на вопрос его отвечу, да только я решила на своем стоять, даже если во второй раз в этом замке жизни лишусь. Но недолго продлилась битва наша молчаливая: улыбнулся Кощей печально, кивнул мне и вышел вон.

Села я за стол, чувствуя, что непростую мне задачку задал Кощей. Тут и Жердик из кухни вернулся, рот от сметаны широкой лапищей упер и к книгам пальцы потянул.

— Стой! — едва успела его руку грязную от страниц тонких оттащить.

Посмотрела на тварь лесную, на гору книг, и решила, что сначала дело сделать надобно, а любопытство свое унять всегда успею: вся ночь на то впереди. Все одно — без Милавушки не засну, только себя измучаю.

Потянулись дни за днями, наполненные то радостью, то печалью. Я все думал, как бы споры между наместниками унять, законы старые читал, да не находил ответа.

Ядвига в кабинете книги разбирала. Больше уж не пугалась меня, не вздрагивала, когда я дверь тяжелую открывал: работу продолжала и напевала тихо. Однажды попросил я ее спеть для меня самую красивую песню заморскую, какую ора только знала. Думал — откажется, не нанималась она меня веселить. Ан нет, согласилась и запела про героя из дальней страны, в которой боги спускаются чрез огромные врата на вершины пирамид-храмов. Тот герой — хитрец и плут — однажды спустившись в мир Владычицы Погибели, сумел оттуда живым и невредимым выйти, саму смерть одолеть.

Пела Ядвига, я же не столько слушал слова необычные, сколько на уста ее алые глядел, на ручки белые, знавшие лишь струны гуслей да перо. Один раз в глаза зеленые заглянул, в которых искорки озорные плясали. Смутилась тогда она и голову опустила. Хотелось ее яствами заморскими угощать, дарить ей сарафаны, ленты и каменья драгоценные, да разве примет она их от правителя бессмертного царства? Обижу только, скажет «не царевна я, и не твоя невеста, негоже мне такое от тебя, царь, взять» — вот и весь разговор.