Книга Пленница Кощея, страница 25 – Полина Змееяд

— Не по нраву тебе обед, или работа слишком трудная? — спросил царь, будто бы и впрямь не знал, о чем я сейчас печалюсь.

— Работу я могу и во сто крат сложнее выполнить, и к еде простой привыкла, деревенской. Грустно мне оттого, что Милавушка сейчас где-то в чаще леса одна-одинешенька. Разве же меня, старую, за такой стол сажать надобно? Лучше бы…

— Гамаюн сказал, как лучше. А слова птицы вещей ослушаться — все равно что самому на себя руки наложить — глупо выйдет, неправильно, — перебил Кощей. По голосу слышала я, что злится, думала, как бы не ударил, но он и не смотрел на меня вовсе, отвернулся и в окно уставился, на сад свой дивный. — За Милавой твоей Яга хорошо присмотрит, в голоде и в холоде не оставит. И ей с тобой разлука будет полезна, и тебе от нее отвыкать пора. И чем раньше, тем легче будет вам обеим.

— Да как же отвыкать? Что же я тогда делать-то буду тут, в лесу Навьем? Неужто всю жизнь только книги перебирать? Лишь на это и гожусь?! — разозлилась я, хотела уж и из-за стола вскочить, да Кощей на меня так тяжело взглянул, что меня будто к месту клиньями прибило.

— Когда владения мои осматривать поедем, тогда и ясно станет, на что годишься, — сказал — как кулаком по столу ударил, хоть и голос по-прежнему ровным оставался. — А сейчас — ешь.

Делать нечего — повиноваться пришлось. Да и живот уж тянуло, перекусить и впрямь не помешает. Однако же насытившись, посмоттрела я снова на Кощея. Казалось, будто и успокоился он, увидев, что я больше не перечу, и пока промеж нами вновь брань не началась, решилась я вопрос задать, каковой меня уж весь обед мучал.

— Скажи, царь Кощей, коли нельзя никому границу Леса пересекать, то что де Гамаюн над деревней нашей делал?

Кощей до того, как я заговорила, задумчив крутил ме; пальцев тонкий бокал, потом на меня взгляд поднял и вздохнул.

— Гибнет природа без нас, без жителей Нави. Люди ее используют, истощают — все берут, а назад отдавать не умеют. Потому и начал я понемногу посылать гонцов своих, чтобы где дождиком помогли, где теплым днем. Иногда Леший в лесу деревца молодые нарастит, в другой раз водяной новый источник пробьет — кабы не мы, иссохла бы давно ваша земля. В тот день Гамаюн полетел поля и леса дождем поливать, да разволновался, перестарался, вот что теперь получилось.

— Как же теперь нашим-то, без посевов оставшись? Теперь ведь никто уж ничего поделать не сможет! — сердце у меня от этой мысли давно уж сжималось, да боялась я еще и об этом сказать.

— Конечно, трудный будет год, но кое-чем еще поможем: часть полей уцелела, оборотни зверье дикое к границе подгонят — выживут твои селяне, коли постараются, — заверил Кощей. И хоть видно, что не по нраву ему такое вмешательство в жизнь человеческую, да понимает он, что иначе никак.

— Спасибо тебе, царь Кощей, — я глаза опустила — уж больно трудно было на него, печального, смотреть. Да только еще один вопрос мое сердце терзал. — Скажи еще, коли любопытство мое не наскучило, отчего началась война между Навью и миром человеческим?

Спросила и затаилась. Потемнели черные Кощеевы очи, брови на переносице грозно сошлись, да желваки на щеках заходили. За окном еще, как назло, туча небо закрыла и гром загремел, я даже вздрогнула. Заметил Кощей мой страх, да вдруг как-то пообмяк, успокоился. Улыбнулся даже, хоть лица его мрачного кривая эта усмешка не украсила.