Книга Темный Страж, страница 4 – Сиара Хартфорд

Я не могла потерять еще одного члена семьи. Не после всего, что пережила за последний год, когда потеряла Бастиона. Он был центром моей жизни, вырванным из моей души до того, как у нас появилась собственная семья.

Я рухнула на пол кареты, захлебываясь собственными слезами. Снаружи громко щелкнул засов, замыкая меня внутри, и экипаж дернулся, трогаясь с места. Каждая нить моего существа распустилась, пока рушилась стена, которую возводила вокруг своего сердца со дня смерти мужа, превращаясь в груду разбитых мечтаний. Если раньше мне казалось, что моя жизнь разрушена, то теперь я знала это наверняка, ведь меня везли в таинственный Дом Привратника, готовить к тому, что бы там ни задумали Темные Фейри.

Ходила молва, что девушек используют для жестоких экспериментов, охотничьих ритуалов или превращают в служанок домов Неблагого Двора. Что у них отбирают волю, создавая человеческие куклы, бездушные и пустые. Но я подозревала, что истина куда мрачнее. Зачем Фейри рабы, если у них есть могущественная магия, особенно у Темных? Они были загадочными, злыми и безжалостно безразличными к тому, что их приказ делает с семьями, лишенными любимых дочерей.

Края моего зрения затянула тьма, пока я тщетно пыталась дышать медленно и глубоко. Темные Фейри, это те самые чудовища, что прокрадываются в дома по ночам, унося близких. Это зло, рушащее семьи. Творцы проклятий, приносящих муки целым поколениям. Я зажмурилась, свернувшись клубком и прижимая колени к груди. Меня везли к Темным Фейри, источнику всех своих ночных кошмаров.

За закрытыми веками воображение рисовало чудищ с когтистыми пальцами, тянущимися к моему горлу. Я не смогу. Почему мне показалось, что смогу? Желчь обожгла горло, я сглотнула ее обратно, судорожно хватая воздух.

С усилием поднялась, надеясь втянуть в легкие побольше воздуха и отвлечься от мысли о смерти, к которой меня везут. Дрожащими руками ухватилась за край окна кареты и выглянула наружу. За стеклом проплывал холодный пейзаж. Еще утром Магистрат собрал нас у подножия своего помоста, а теперь солнце стояло в зените, стирая тени и окрашивая все вокруг в унылый зимний серый. Я плотнее закуталась в плащ.

Сколько же продлится дорога? Часы? Дни?

Я даже не была уверена, хочу ли знать, сколько мне осталось жить.

Мы ехали три дня. Три бесконечных дня. Кроме коротких остановок, чтобы справить нужду, мне не позволяли покидать карету. Давали хлеб, сыр и воду, чтобы поддерживать мою жизнь. Это было мучение. Живот болел от рыданий. Каждый раз, когда моргала, казалось, будто наждачная бумага скребет по моим горящим глазам. От тряски кареты меня тошнило, и я едва могла удерживать пищу. Я привыкла ездить верхом, а не в деревянной тюрьме на колесах. В какой-то момент мне стало все равно, что меня, вероятно, везут на смерть. Я лишь молилась, чтобы она поскорее пришла и забрала меня.

В первый день сама себя терзала воспоминаниями о каждом счастливом мгновении, проведенном с Рене: поездки в Феннингсвиль, рассветы, когда мы вставали, чтобы делать работу по нашему крошечному семейному хозяйству. После смерти Бастиона, вернувшись домой, я снова делила с ней нашу маленькую мансарду, почти так же, как и раньше, будто шесть лет замужества и не было.

На второй день я впала в какое-то странное, болезненное забытье, заново переживая каждое мгновение перед тем, как меня затолкали в эту скрипучую карету. Воспоминание о том, как я узнала о смерти Бастиона, накладывалось на все, как черная прозрачная ткань. Я думала, что уже выплакала все, но, как оказалось, ошибалась. Лицо Рене, искаженное отчаянием, не покидало меня. С каждой новой слезой моя кожа горела, будто их следы оставляли ожоги.