Книга Кровь песков, страница 149 – С. К. Грейсон

Я не собирался говорить так много, но Кира слушала, будто заворожённая.

— Опиши, — попросила она.

— Он тянется, сколько хватает взгляда, — как пески, только искрится и синее всего, что ты видела. Моя лошадь, едва мы дошли, влетела в воду и, фыркая, прыгала в пене.

— А прямо на берегу стоял храм — оседающий, с провалившимся углом крыши. Лорд Аласдар сказал, что теперь всё куда хуже, чем в его первый раз. Внутри — алтарь, высеченный из белейшего камня, расколотый пополам. В нём — гнездо под драгоценный камень с мою кисть. Пустое. Впадина почернела, будто выжжена.

Кира посмотрела на меня из-под капюшона ресниц, на лице смешались благоговение и тревога. Я сглотнул. Этим рассказом я не делился ни с кем. Лорд Аласдар велел хранить правду о Сердце при себе — чтобы ни один алчный лорд или воин не попытался прибрать его к рукам. Кланам мы скармливали полуправду — почему пустыня рвётся по швам.

— Я хочу увидеть океан, — сказала Кира, вытягивая меня из мыслей.

— Это нелёгкий путь.

Кира пожала плечами:

— Я уже выживала в стихии. И, проведя столько лет на одном месте, хочу увидеть каждый дюйм этой земли.

Мне чесались губы пообещать, что я пройду пустыню сколько угодно раз — лишь бы с ней. Но я прикусил язык. Вчера я почти сорвался к Аласдару по первому его приказу. Даже сейчас мысли ускользали от того, что будет, когда я вернусь после прямого ослушания. Заживающие рубцы на спине зудели.

— Смотри, там можно встать лагерем, — Кира указала на зеленоватое пятно на горизонте.

Я кивнул. Лошадям нужна вода. Нам обоим — баня. Мы толком не отмылись после схватки с детёнышем, дым до сих пор сидел в моих волосах.

Мысль о каплях на золотистой коже Киры — и как бы я их ловил языком — вспыхнула прежде воли, и я стал тесен в штанах. Я повёл бедром, пытаясь унять вдруг налившуюся тяжесть, — и всё равно ждал нашей купели.

— Нет, — выдохнула Кира неверяще. Подспудный рябящий страх, сорвавшийся с неё и взбаламутивший пустыню, вырвал меня из грёз. Я вскинул глаза, выискивая угрозу. Её взгляд был прикован к оазису, к которому мы с каждым шагом приближались.

— Что?

— Я вернулась. Это мой оазис.

Я прищурился. Контуры пальм и кустов, россыпь камней в стороне — что-то кольнуло память. Тот самый прогал, где я нашёл Киру. Первый раз — тишина внутри, которую я знал только под её рукой.

Кира тронула Дайти в лёгкий галоп — к незаметной стоянке, где изменилось слишком многое. Мы с Алзой нагнали её у каменистого края. Она обошла выступ; я держался на расстоянии: момент явно личный — и всё же я не мог отступить, когда она так явно раскалывалась изнутри.

За камнями клочок брезента хлопал на ветру — сорванный с подпорок шалаша. Кира рухнула на колени и полезла в щель между камней, что служили стеной разрушенному укрытию.

Вернулась, прижимая к груди потрёпанный ранец. Высыпала содержимое в песок: истёртая праща, помятый котелок, пара разношёрстной одежды. Она провела ладонями по этим мелочам, и лицо перекосило — горе, как резь.

— Я здесь жила, — сказала она. — Это было всё, что я знала.

У меня подломились колени; я осел рядом. Злость — всегда на коротком поводке — рванула цепь. Но слепой жар остудила тоска — до костей.

— Сколько? — спросил я.

— Почти десять лет.

Руки задрожали — с трудом удерживал ярость при виде того, как она выжила на волоске — почти девчонка, когда её вышвырнули в пустыню одну.