Книга Ненужная жена. Хозяйка драконьей крепости, страница 173 – Лина Калина

Экран загорается мягким голубым светом. Разблокирую. Захожу в сообщения.

Дима: «Солнышко, ты спишь?»

Я: «Нет».

Это было в ночь перед… Перед чем?

Сердце пропускает удар.

Катя: «Прости».

Катя… Это моя подруга…

Тепло радости поднимается внутри, но тут же тухнет, как затухающий фитиль свечи.

Почему она писала мне ночью? И за что извинялась?

— Что такое? — тут же интересуется Дима. — Не напрягайся. Лучше поспи, — говорит он, забирая телефон.

Молча отворачиваюсь к окну, за которым видны кроны зелёных деревьев и ярко-голубое небо.

— А что Катя? — спрашиваю.

— Придёт проведать, — отзывается Дима, устраиваясь поудобнее в кресле. Закинув ногу на ногу, он сосредотачивается на телефоне.

— Когда?

— Когда тебе станет лучше. Твой доктор ограничил круг посещений и не пускает даже коллег, которые рвутся навестить тебя. В палату могут заходить только родители и муж.

Мама умерла — вспоминаю я.

А отец…Он всегда слишком занят, чтобы мной интересоваться. Ему достаточно получать хорошие новости о моих успехах на работе. Точнее, на его работе. Мне принадлежит одна из его турфирм.

— Но…

— Что?

— Ты мне не муж, — говорю.

— А разве жених не почти муж, Ир? — на секунду он поднимает зелёные глаза, в которых скользит хищный блеск. — Доктор решил, что мне можно. Я же тебя опекаю. Да… Жаль, свадьбу пришлось отложить. Но как только ты поправишься, мы поженимся и поедем, как ты и хотела, к морю.

Поженимся?.. Я едва не морщусь, но сдерживаюсь. Кажется, Дима говорит это так же буднично, как о завтрашнем ужине.

Я снова смотрю в небо. Оно такое голубое, как вода.

Вода? Почему-то она имела для меня особенное значение…

Сажусь на кровати. Резко, и от этого мне больно.

— Что такое? — тут же реагирует Дима.

— Я хочу завтра попробовать ходить.

— Но…

— Без «но», — отрезаю я. Мне нужна опора. Любая. Костыли подойдут.

Дима кивает.

— Ты изменилась… — он проводит рукой по лицу, будто стирая усталость. — Смотришь так, будто… Чёрт, я даже не знаю.

Не отвечаю. Просто отворачиваюсь. В груди нарастает тяжесть, но не от слабости — от чего-то большего, тёмного, глухого.

Больше не могу просто лежать. Больше не хочу быть слабой.

На следующее утро я просыпаюсь с решимостью. Когда врач заходит в палату, я сразу говорю:

— Я хочу попробовать ходить.

Врач резко поднимает глаза, глядя на меня поверх очков.

— Это невозможно. Вы провели два месяца в коме. Ваши мышцы…

— … ослаблены. Да, я поняла, — перебиваю его.

— Ослаблены? — он раздражённо хмыкает. — Они атрофируются, если вы сделаете что-то не так. Это не просто слабость, это риск. Вы можете порвать связки, потерять равновесие, упасть и сломать что-нибудь. Поверьте, у меня были такие пациенты

— Я не собираюсь падать.

— Они тоже так думали, — он складывает руки на груди. — В лучшем случае — сильная слабость, в худшем — реанимация. Вам это нужно?

Я сжимаю зубы. В груди растёт глухая злость.

— Мне нужно вернуться в свою жизнь, а не лежать в этой кровати.

Врач смотрит пристально. Вздыхает.

— Упрямая, — бурчит он. — Хорошо. Но всё будет под моим контролем. Пробуем встать, но шаг в сторону — и вы садитесь обратно.

Киваю. Я не собираюсь садиться.

Меня берут под локти, придерживают.

Я опускаю ноги на пол.

Пол кажется холодным и слишком твёрдым. Как чужеродный. Я не чувствую собственной устойчивости, как будто тело забыло, как держать равновесие.