Книга Половина пути, страница 100 – Юля Тихая

А он простыни любит. И, наверное, ухоженных женщин, в красивом белье. Чтобы тонкая ткань, оборочки, кружева. И не мужская майка, а нежное бюстье, как на эротических картинках.

— Извини, — она вонзила ногти в себе в руку и спрятала лицо за растрёпанными волосами. К цирюльнику нужно бы зайти, опять же. Ходит, как чучело… — Это неуместно, но, наверное, ты прав, если можно вычесть из контракта…

Ольша попыталась вспомнить, сколько всего они уже навычитали из контракта, и сколько там осталось, но быстро запуталась. На платье, наверное, хватит. И панталоны надо купить хотя бы одни поприличнее. Не так чтобы нарядные, но те, что были у Ольши — совсем грубые, небелёные и истончившиеся от постоянного кипячения.

— Зачем вычитать? Я же сказал, подарок.

Конечно же, приличная женщина не могла принимать такие подарки. Мужчина мог заплатить за неё в ресторане, мог подарить цветы, билеты на концерт, милую безделицу, а из одежды — разве что шарф или платок. Если отношения были серьёзными, и речь шла о помолвке, уместны были украшения, часы или перчатки; мужу общественная мораль дозволяла купить жене и пальто, и платье, и ботинки.

Но бельё — бельё приличная женщина всегда покупала сама. И даже неприличные женщины не водили своих мужчин по лавкам с дамскими штучками. Разве что любовница, открыто живущая за счёт покровителя, могла притащить его в салон и красоваться в примерочной в кружевах, но это разврат, разнузданность…

Но Ольша ведь огневичка, в конце-то концов, чего уж теперь стыдиться. Да и Брент — действительно почти её любовник, по крайней мере будет таковым, если она наконец-то перестанет истерить и психовать на ровном месте.

И она действительно выглядит отвратительно.

Он купит что-нибудь… наверное, дорогое, — Брент сорил деньгами направо и налево, — на свой вкус, какое-нибудь развратное… ладно развратное, но он ведь даже не знает её мерок. А если уж мужчина купит ей сорочку, то пусть по крайней мере она останется на память, как засушенный цветок, как фантики, которая Ольша втихаря прятала среди своих рисунков. Это ведь будет единственная приличная вещь во всём её немудрёном гардеробе, и…

Ольша куснула губу, а потом неожиданно для самой себя сказала:

— А можно, я сама выберу?

— Конечно. — Он усмехнулся: — Хочешь что-то закрытое?

— Нет… То есть, может быть… Просто у меня теперь нет никакой одежды, которую я бы выбирала. И я подумала…

— Конечно. Конечно, котёнок.

После завтрака разошлись по делам: Брент отправился в кассу и на почту, а Ольша решила заглянуть в аптеку и к цирюльнику. Ладеравь была довольно крупным городом, больше Бади или Рушки, и в первые мгновения Ольшу оглушило шумом дневной улицы.

Гостиница стояла в торговом квартале, недалеко от ящерной станции, и вокруг были широкие дороги, на углу вереницей стояли лихачи, мимо тянулись рельсы конки. Лавки и магазины — почти в каждом доме, а вокруг столько людей, что от них кружилась голова.

Какое-то время она стояла у крыльца, привыкая и набираясь смелости. Пошла налево, вглядываясь в вывески, и меньше чем через пятнадцать минут вышла на базарную площадь. Так вот, куда спешили все эти люди!

Торговали здесь всем подряд, от живой птицы до чугунков. Когда-то Ольша любила базары: не столько выискивать что-то нужное, сколько просто блуждать, таращась на всё подряд и иногда влюбляясь в какую-то бессмысленную мелочь. Однажды она потратила все свои карманные деньги за месяц на дурацкий кулон в виде черепашки, и мама долго выговаривала ей за расточительность, но Ольша всё равно ни о чём не жалела.