Книга Половина пути, страница 126 – Юля Тихая

Ну, в солдаты и солдаты, бурчала Ольша про себя. А солдаты мрут, кто об этом не знает? Рабочих, вон, в Янс забрали, а в Янсе — заводы, промышленный кластер, как ни открой газету, они бастуют там про условия труда и грозятся сдаться в состав Румы. Бади когда-то сдали тангам, потому что опять вспыхнуло, полки туда перебрасывали. Но образовалось же всё в конце концов.

Так она ворчала, а потом фыркнула, заметив за собой брентовы интонации.

Водопровода в посёлке не было, зато во дворе были устроены и баня, и довольно приличный летний душ: отдельный низенький домик с чаном для воды сверху. Новые жители не заморачивались тем, чтобы вовремя прикрыть чан крышкой, поэтому внутрь нанесло и листьев, и грязи, и дохлых насекомых. Брент пришлось сперва слить этот суп и уже потом таскать воду из колодца.

Куртку Брент снял, вёдра носил бодро, и Ольша невольно залюбовалась тем, как перекатывались под рубашкой мышцы. Сама Ольша поплескалась бы над тазом, ну, может, облилась из кружки, на том и успокоилась. Уж точно не стала бы так стараться, что аж десять ходок туда-обратно. Это он час там отмокать собрался?

И всё-таки мужик — полезное в хозяйстве животное!

Ольша хихикнула. Скосила взгляд на дедка, который снова устроился в качалке жевать табак. Шитаки смешался с собаками и пытался сунуть пасть в их миски. Вечер был пусть грустный, но мирный и тихий; в воздухе висел запах зимы, к утру грязюка на дороге подмёрзнет комьями, и первые несколько часов повозка будет загадочно ими хрустеть.

А водица-то в колодце — студёная. Много ли радости мыться в такой?

И Ольша, перекатывая в груди непонятное предвкушение, тихонько скользнула в душевую.

В крошечном предбанничке были не простые гвозди для одежды, а полноценная вешалка с вырезанными из дерева крючками, а ещё табурет на металлических ножках. Всё это было сейчас занято мужской одеждой, но это ничего страшного, Ольша не гордая, её рубашка поместится где-нибудь сбоку. Брент внутри невнятно напевал и чем-то скрежетал, кажется, разбирался с лейкой, вовсе не подозревая, что за тонкой фанерной стенкой стремительно оголяется девушка.

Доски были скользкие и противные, и Ольша зябко переступила ногами. Даже без ветра — в крошечное световое окно почти не дуло — так холодно, что кожа мгновенно покрылась мурашками, а соски напряглись и потемнели.

Зато красиво, решила Ольша и постаралась не стучать зубами. Потянула дверь на себя, вслушиваясь: не скрипнет ли?

Брент макушкой почти касался чана и действительно крутил что-то у самого вентиля. Совершенно голый — ух какая спина! ох какая задница! — он немелодично насвистывал и едва заметно притопывал в такт, и это было совершенно не-вы-но-си-мо.

— Брр, — капризно протянула Ольша. Брент вздрогнул, а она поскорее прильнула к его спине, дразняще провела сосками по коже, поцеловала в лопатку. — Вообще-то это летний душ! Слышишь, как называется? Летний! А на дворе зима, нам же про это крашеную корову показали!

И выдохнула, наконец, сберегаемое внутри тепло. Оно пробежало по телам искорками, растеклось плёнкой согретого дыханием воздуха. Брент напрягся весь, вывернулся из её рук и обернулся.

Ольша умилилась. Всё-таки есть что-то невероятно трогательное в огроменном мужике, прикрывающем ладошкой самое дорогое!..