Книга Половина пути, страница 166 – Юля Тихая

— Вызывает обеспокоенность доклад по результатам исследования. Он адресован неопределённому кругу лиц, и…

Королевич Кушир грозно свёл кустистые брови и несколько мучительных мгновений сверлил взглядом брентов лоб. Вздохнул, снял очки, устало потёр пальцами переносицу. И постановил:

— Свободен.

Брент не двинулся с места, только вытянул спину ещё сильнее:

— Ваше светлейшество, разрешите обратить ваше внимание, что…

— Свободен! Майтем, помоги-ка.

Брент скрипнул зубами, но заставил себя поклониться, щёлкнуть каблуками и покинуть кабинет без «помощи» охраны.

Что королевич не стал слушать, было написано у Брента на лице, и Ольша обняла его у дверей, потёрлась лбом о плечо, позволила мужским рукам сжать её посильнее. Так они и стояли несколько минут, пока с Брента стекали в цветастый придверный коврик раздражение и деревянность.

— Ты говорил, что в столице ещё можно…

— Да. Да. Много всего можно.

Он скрипнул зубами, а Ольша привстала на цыпочки и клюнула его губами в уголок рта. Брент был гладко выбрит и пах какой-то цирюльной гадостью: горьковато-терпкая и мыльная, она слегка колола язык. Впрочем, неприятный вкус быстро смывался поцелуями, а затем Брент позволил ей стянуть с себя куртку и ожил достаточно, чтобы расшнуровать туфли, блестящие, напыщенные и совершенно не по погоде.

Ольша упёрла руки в боки:

— К-куда? А руки мыть за тебя Ёся будет?!

Брент заржал и послушно свернул в умывальную.

— Ты хоть знаешь, кто такая Ёся? — спросил он, всё ещё посмеиваясь.

— Ага, Налида рассказала…

— Вот болтушка!

Дом был тих: суббота в клинике была рабочей, и утром чета Лачки рутинно обсуждали, как станут вскрывать кому-то череп. Таль дежурил, ушёл в несусветную рань, злобно жуя бутерброд на ходу. С костылём это удавалось ему особенно выразительно.

А Ольша бездельничала. Ещё на второй день она, отчаянно стесняясь, предложила Аннебике помощь по дому, но та была с возмущением отвергнута. К большому облегчению Ольши, этот отказ не был брезгливым «ничего не трогай здесь своими грязными руками»: брентова мама, как многие женщины, просто не хотела видеть на кухне посторонних, зато была привязана к национальным порядкам. Ольша была для неё гостьей, которую нужно хорошо устроить и вкусно накормить.

Брент сказал ей: дома всё просто. Просто, конечно, не было. Чужой дом, чужие правила… но приняли здесь Ольшу действительно хорошо, по-доброму. Никто не пытался прояснять ольшин статус, как будто никому из семьи не было важно, каким словом называются эти отношения.

Таль всё так же нелепо клеился, называл её «барышней», «прекрасной леди» и «солнцем его будней». Дальше дурных комплиментов дело не шло, так что Ольша почти перестала дёргаться. А ещё заметила, что особенное буйство красноречия Таль проявлял исключительно при Бренте, как будто и делал это больше для него.

Зато Таль перевёл для Ольши с языка тан-жаве таинственное слово «ниляда», которым её когда-то назвал Брент. Оказалось, оно значит примерно «моя красавица», и Налиду назвали Налидой именно поэтому.

Ройтуш очень вежливо, но непреклонно диагностировал отравление каким-то побочным продуктом обработки депрентила, и столь же непреклонно вручил лекарства, наверняка баснословной стоимости. Аннебика отжаловала гостье пушистый домашний халат, совершенно новый, который якобы «просто лежал» и «не подошёл по размеру», — Ольше он был как раз, а Аннебике, наверное, еле-еле прикрыл бы самое сокровенное. И даже Налида, хоть и порекомендовала свои магниты от стресса, оказалась вполне милой и рассказывала байки про маленького Брента.