Книга Половина пути, страница 195 – Юля Тихая

— Ольша? Что-то случилось?

— Нет… ничего. Ничего…

Он усмехнулся:

— Не пригласишь меня внутрь?

— Это было бы… неуместно.

Кажется, он говорил что-то ещё, то ли шутил, то ли хвалил платье. Ольше не слышала слов: в голове шумело. Ей отчаянно не хватало воздуха, как будто она снова была на пике Шимшиарве, и вокруг всё пустое, бесплотное, невесомое, на груди — могильная плита, и сила внутри…

— Э, рыбка?

Ольша вздрогнула. Квент мог бы попробовать дать по роже «развратнику, порочащему честь его сестры» — а ей только драки сегодня не хватало.

— Иду!

До конца вечера Ольша досидела с прямой спиной. С улыбкой распрощалась с гостями. Собрала всю гору посуды, залила противень солью и уксусом. Перед глазами плясали чёрные пятна. И те микстуры, которые выдал ей Ройтуш Лачки из-за отравления депрентиловой пылью, давно все закончились, и синяки под глазами эти…

Мама суетилась рядом, собирала в таз столовое серебро. Она поглядывала на Ольшу с тревогой, но молчала. И только позже, в коридоре второго этажа, спросила неуверенно:

— Кто это приезжал, Ольшенька?

— Работали вместе.

Ольша ездила к Бренту несколько недель подряд, и мама не могла не понимать, что в этих поездках её потерянная для общества дочь бесстыдно жахается с посторонним. Но они никогда не обсуждали этого, и имени Ольша тоже не называла.

— Дорогая моя, — мама обеспокоенно нахмурилась, — ты пойми, мы беспокоимся за тебя. Он мог бы хоть прийти познакомиться, обозначить намерения, и тогда, конечно… Мы хотим, чтобы ты была счастлива, дорогая. А сейчас это совсем так не выглядит. Что у тебя с ним? Он тебя… обижает?

Несколько мгновений Ольша просто стояла с закрытыми глазами. А потом сказала:

— Я с ним сплю.

И оглушительно треснула дверью.

Вечером Ольша так и не вышла, — Брент подпирал забор дома напротив, пока у Скади не погасли окна. Сперва медленно расходились гости, десятка два человек, потом из-за двери показалась скатерть, которую старательно вытряхивал кто-то невидимый. Захлопнулись ставни, заорали коты, в ответ по разные стороны улицы забрехали собаки. Потемнел второй этаж, одно окно, другое, а ближе к полуночи уснул весь дом.

Наверное, на весьма холодный приём можно было бы обидеться. Бренту, пожалуй, не было обидно. Он приехал без приглашения — до последнего не был уверен, что его отпустят с работы, тем более что на пятницы в бюро любили ставить совещания, — а обещать зазря не хотелось; конечно, Ольша имела полное право не рассчитывать на него. У девушки могут быть свои планы, так ведь?

Брент ожидал: она обрадуется. Цветам, акварели, да и просто так. Ольша всегда радовалась их встречам, обнимала, привставала на цыпочки и тянулась за поцелуем, и делалась сразу вся нежная-нежная, податливая и открытая. Сегодня Ольша была другой, бледной, ожесточённой, вымотанной и почти больной. От этого было не обидно, а тревожно.

Что там произошло, за закрытыми дверями дома почтенного семейства Скади?

Ольша не любила говорить о семье. Они болтали обо всём подряд, от политики и последних сплетен до стихийных конструкций и литературы, но дом Ольша почти не упоминала. Много смеялась, охотно поддерживала все брентовы идеи, в том числе дурацкие, дразнила его выдыхаемым теплом.

Брент не обманывался: вряд ли у неё действительно всё так хорошо, как она пыталась показать. Брент знал, что тяжёлое прошлое возвращается, преследует и догоняет в мгновения тишины. Может быть, поэтому Ольше было проще не говорить о будущем и радоваться сиюминутной лёгкости.