Книга Половина пути, страница 20 – Юля Тихая

Подавальщица выставила на стол кастрюльку с рагу, одну на двоих, миску с салатом, тарелку с подпалённым баклажаном, блюдце с орешками и — Брент наблюдал, прищурившись, — крошечное воздушное безе, белое-белое и нежное. Женщина составляла всё на центр стола без разбора, в конце шлёпнув две пустые тарелки: разбирайтесь, мол, сами.

Как будто это безе можно было разделить на двоих!

Брент сам себе усмехнулся, зачерпнул ложкой рагу, щедро шлёпнул его в тарелку и поставил перед Ольшей. На безе девчонка старательно не смотрела, как будто её это совершенно не касалось. А вчерашнюю мармеладку рассасывала хорошо если не час, с таким лицом, словно Брент в любой момент мог залезть к ней в рот щипцами и отобрать.

— Сколько тебе лет?

Ольша нахохлилась и спросила с вызовом:

— А на сколько выгляжу?

Брент не дрогнул:

— На восемнадцать.

Она фыркнула, неловко рассмеялась. Куснула губу, глянула на него лукаво. Но всё-таки призналась:

— Двадцать четыре.

Брент кивнул. Двадцать четыре. По правде говоря, она казалась старше, но война быстро старит, удивляться здесь нечему. Стовергская школа — высшая, в неё поступают после училища или двенадцатого класса гимназии, в восемнадцать-девятнадцать лет. Если она закончила полных три года, её призвали не раньше шестьдесят восьмого… Контрнаступление на увежском направлении было разбито чуть меньше года назад, в самом начале прошлой зимы. Получается, служила она не больше двух лет, — и истории со Стеной, наверное, не застала.

Самому Бренту было двадцать восемь, но меньше тридцати ему давали редко.

— Дальше поедем к Воложе, наймём ящерицу. По пути будем прощупывать Стену, провисшие каналы, перегруженные узлы, ошибки, недочёты. У меня есть схема, составленная специально для этого, но её нужно будет пересмотреть, поправить под себя. Подумай, сколько ты можешь взять в свою часть, чтобы держать хотя бы шесть-восемь часов в день. Дело?

— Да.

Она, кажется, расслабилась. А потом спохватилась:

— А это разве законно?

— А почему нет?

— Так… военная тайна…

— И много тайны в том, что может увидеть любой стихийник?

Она пожала плечами и принялась задумчиво ковыряться в рагу.

— Если кто-то спросит, я разберусь с этим. Могу показать бумаги, хочешь, печати сверишь. Но болтать об этой работе не надо.

— Хорошо… конечно.

— …да вот, почитай, и всё.

Брент оглядел бумаги, потом архивариуса, а потом выразительно поднял брови. На собеседников это обычно производило глубокое впечатление: Бренту говорили, что что-то он этими бровями делает не так, и лицо у него становится «зверское». А когда напротив тебя стоит здоровенный стихийник со зверским лицом — не так-то просто сохранять самообладание.

Но совесть архивариуса либо была совершенно чиста, либо давно уснула мёртвым сном, потому что он только развёл руками:

— Что есть, то есть.

Конечно, Рушка — не Воложа. И сам город меньше, и относится к другому штабу, но когда-то рушкинские укрепления были частью Стены, и даже здешний военный гарнизон подчинялся форту. Связи города и Стены всегда были сильны.

Началась война не здесь и не так. Началась она — буднично и рутинно, с очередного мелкого сражения на спорной территории. Широкая полоска земель между предгорьями и Стеной переходила из рук в руки не меньше десятка раз, а граница на ней перемещалась порой несколько раз за год. Постоянный вялотекущий конфликт, в котором королевство Марель и республика Танг делили, делили, но всё никак не могли разделить территории.