Книга Половина пути, страница 37 – Юля Тихая

— А кто?..

Ольша замешкалась, не понимая, как ему объяснить, потому что добродушный Брент явно представил себе что-то ужасное и ужасно неправильное, вроде семейного насилия за закрытыми дверями и отлучения от дома. Но ничего такого, конечно, не было. Ольшины родители были хорошими людьми и желали своим детям добра.

— Они… немножко старомодные, — наконец, сформулировала Ольша. — Они живут в предместье Садовом, это приличный район, очень достойный. Папа работал в снабжении, он инспектор второго ранга, мама занимается детьми и домом, у неё книжный клуб. Очень уважаемая семья.

— Это из тех, где женихов выбирают из десятилетних соседских мальчиков?

Ольша густо покраснела.

— Ну не в десять! И не прям выбирают! Никто никого не заставляет, это просто возможность присмотреться, познакомиться…

Лицо у Брента сделалось особенно сложное. А она вот над оберегом в виде буйвола не смеялась!

— В общем, — продолжила Ольша суховато, — стихийница — это ужасно неприлично. А огневичка — это неприлично вдвойне, ты знаешь, как про нас болтают! И когда у меня проснулась сила, мама не понимала, что со мной делать, и мы как-то охладели. Я им писала раз в несколько месяцев, а потом плен, и теперь… не знаю.

— Я уверен, — Брент твёрдо сжал её ладонь, — они будут рады знать, что ты в порядке. И счастливы тебя видеть. Война всё переоценивает, и остаются только по-настоящему важные вещи. Мы с братом ужасно ругались всю школу, а теперь смешно.

— Наверное…

Мимо плыл редкий ельник, рассечённый жжёнными просеками-шрамами. Рушка скрылась за холмами, а Стена из-за них ещё не появилась, и выплеснутая в округу сила каждый раз возвращалась ни с чем. Солнце почти докатилось до зенита, и у Брента всё было легко и радостно, и он был почти дома, где его ждали, у него ничего не болело, он не просыпался от кошмаров, у него была работа и лишние деньги на то, чтобы купить орехи в меду и даже не съесть их потом. От этого хотелось наговорить ему гадостей, каких-нибудь таких, чтобы подавился этим своим хорошим настроением, чтобы оно у него в желудке колом встало.

Хватит уже. Достаточно и того, что она натворила вчера.

И Ольша только сказала сухо:

— У меня приличная семья. Им сложно, только и всего.

— С чем именно сложно? С тем, что ты огневичка? И огневички что, страстные, а твоей матери нестерпима мысль, что её доченька не бесчувственное бревно?

Ольша вспыхнула и скрежетнула зубами.

— У нас так не принято! А стихийницы, все знают, до брака… некоторые и вместо, ты знаешь, что по статистике у магичек втрое меньше детей, чем у обычных женщин? Ни дома, ни семьи, теперь ещё война, мужская работа, грязь, крысы, антисанитария… пепел… смерти…

Она прикусила губу и шумно выдохнула, снова отпустив силу кольцом и притянув её к себе. Зачем она вообще взялась объяснять, он просто по-другому воспитан, да ещё и мужчина, какое ему дело до всех этих проблем?

И Ольша, оборвав себя на полуслове, закончила кратко:

— Что огневичка — это ещё ладно. Они, наверное, уже привыкли. Но я уже не девушка, и это примут плохо.

Может быть, не стоило говорить. Брент обращался с ней бережно, и это было немножко приятно, немножко страшно, а ещё — как-то глубинно нечестно, как будто бы она его обманула, представилась чужим именем.

Он и рук не распускал… теперь начнёт или, наоборот, разочаруется?