Книга Половина пути, страница 40 – Юля Тихая

Конечно, сами силы у марцев и тангов были одинаковые. Но вот конструкторские школы — разные, и даже для самых простых целей они использовали немного разные схемы.

Танги очень умело совмещали разные стихии, в их армии была даже отдельная структурная единица, «квадрат» из четырёх разнонаправленных магов. Иногда эти квадраты творили такие вещи, что волосы на голове шевелились то ли от ужаса, то ли от восторга. Зато такая сложность требовала высокой сработанности, и часто было достаточно снять только одного из стихийников, чтобы остальные уже не представляли большой угрозы.

Схемы марцев были нацелены на куда большую вариативность, что в условиях боёв было бесспорно удобнее. Зато выходили по сравнению топорными, громоздкими, как армейский ботинок рядом с девичьей танцевальной туфелькой.

— Давно, получается, — мрачно заметил Брент. — Не меньше двух лет, если при контрнаступлении…

— Получается, так. У тебя здесь был кто-то?

— У меня? Да нет. Так, бухали на стажировке.

Ольша вздохнула. Утром Брент был воодушевлён и счастлив от возвращения домой, в знакомые места и к родной земле. Увы, теперь это возвращение могло принести куда больше плохого, чем хорошего.

Он смотрел в огонь с неподвижным лицом, между бровей — глубокая тень. И Ольша, отставив чай, мягко взяла его за ладонь.

Большая рука, широкая и мощная. Сухая, тёплая. Ухоженные ногти, явно знакомые по меньшей мере с ножницами. Гибкие, привычные к сплетению сил пальцы. А ладони грубые, в мозолях, как от тяжёлой работы…

— От чего это? — Ольша перевернула его руку ладонью вверх и провела пальцами по надтреснутой коже.

Брент усмехнулся.

— От лопаты.

— Лопаты?.. Но ты же… Это как если бы я сказала, что у меня мозоли от спичек!..

Он пожал плечами и рассмеялся. Сплёл её пальцы своими, сжал, провёл подушечкой по костяшкам. От этого по спине пробежала дрожь.

— Бывает, что поднимаешь какую-нибудь большую дуру, и больше ни на что сил не остаётся. Тогда и копаешь лопатой, по-старинке. И хоронить если… да и просто хорошо бывает помахать, разгружает голову.

Ольша прикусила губу и кивнула. Она была огневичка из ударной группы, и копать ей приходилось не слишком много. В её полку стихийников вообще старались поменьше занимать физической работой, для этого было достаточно неодарённых, которым не приходилось по много суток сидеть без сна, выплёскивая из себя силу. А где-то, выходит, бывали и другие порядки.

Она снова провела пальцами по мозолям. Твёрдые, толстые, светлее и желтее, чем здоровая кожа. Их бы размягчить чем-нибудь, снять самый верхний грубый слой. А у указательного пальца и вовсе трещина, подзажившая, но всё равно видно. Отправил её к медичке с горлом, а сам-то!..

Ольша снова куснула себя за губу, погладила ладонь, а потом подняла на него взгляд, и…

Было совсем темно, и, может быть, поэтому глаза Брента казались почти совершенно чёрными. Только в глубине плескался отблеск костра.

А лицо у него — серьёзное. С каким-то неясным, сложным выражением. Он смотрел на Ольшу очень внимательно, пристально, будто пытался разглядеть в ней что-то или разгадать какую-то загадку.

Ольша улыбнулась робко. Сжала его ладонь двумя руками. Сплелись пальцы, он перехватил их, как-то очень медленно поднял…

Коснулся губами её запястья.

Ольша вспыхнула. Всё было какое-то тягучее, ненастоящее, и не пошевелиться, не дёрнуться, не сбежать, потому что она сама — как заколдованная. Замерла, а в голове — пустота, и только в животе что-то меленько дрожит, волнуется и переворачивается, и от этого горячо и немножко любопытно.