Книга Половина пути, страница 41 – Юля Тихая

Её ладонь казалась в его руках очень маленькой. Тонкие пальцы, выпирающая костяшка запястья. Рваные царапины от ногтей на предплечье, там, где Ольша, не сдержавшись, разодрала руки до крови. Брент потёрся кончиком носа о тыльную сторону ладони, снова коснулся губами…

Ольша тихонько выдохнула, и он, прервавшись, заглянул ей в лицо. Заправил криво обрезанную прядку за ухо, ласково провёл пальцами от виска до подбородка. Ольша сглотнула и облизнула губы.

Несколько долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза. Касание носов, тёплое чужое дыхание. Рука на спине — объятие, совсем мягкое, надёжное. Ласковое прикосновение к шее.

Ольша зажмурилась, и Брент поцеловал её.

Странно, но у него были мягкие губы. Суховатые, тёплые. И целовался он медленно, не слишком нагло, давая ей освоиться и осмелеть. Вот она немного расслабилась, пустила его глубже, горячее касания языка, он прижал её ближе…

Они столкнулись носами. Ольша распахнула глаза. Брент остранился.

Она покраснела так, что на лице, кажется, можно было жарить яичницу. Глянула на него с непониманием, покраснела ещё сильнее, прижала пальцы к губам.

Брент улыбался.

— Извини?

Ольша помотала головой и вцепилась зубами в костяшку.

Это было… приятно. Мягко, уютно. Брент немного пах дорогой и табаком, слегка — рекой, чуть-чуть — ёлкой, а сильнее всего — самим собой, и этот запах ей нравился. И целовался он уверенно, но нежно, не торопил и не давил. В поцелуе было куда больше медленной ласки, чем желания удобно пристроить свой член.

Ольша куснула губу и посмотрела на него с сомнением.

Брент всё ещё наблюдал за ней. Расслабленное, незлое лицо. Они здесь вдвоём, чернота вокруг, дорога, костёр, обе луны совсем узкие, тонкие, шумят ёлки, где-то ухнула сова. Даже ящер — и тот уснул, а от ствола остались только пахучие щепки. Над стоянкой висят защитные конструкции, силы в них хватит до утра. Ничто не мешает ему прямо сейчас бросить на лапник ещё одно одеяло, и…

Ольша вцепилась ногтями в предплечье, мучительно пытаясь высчитать, сколько дней прошло от осмотра у Тачи. Как она говорила, неделя или две? Или она не про то вообще говорила? И это было на второй день в поезде… или на третий, или четвёртый, и это ещё сколько дней до Рушки? И в Рушке они были три дня или четыре? Никак не меньше недели прошло, но Тача-то говорила про одну или две?

Сейчас ничего не болело, и даже ноющая ежемесячная боль прошла, и крови было уже немного. Но Ольша всё-таки выдавила:

— Только у меня сейчас… ну… эти дни.

Брент пожал плечами и снова улыбнулся, как будто его это совершенно не волновало.

Приобнял её за плечи, придвинулся ближе. Коротко поцеловал в висок. Пихнул в руки кружку, и Ольша сперва привычно нагрела подостывший чай и протянула её обратно, и только потом сообразила: это ведь была её кружка, жёлтая с красным цветком. Она купила её в Кречете.

Ольша смешалась, поскорее хлебнула чай и обожгла нёбо.

Брент так и сидел рядом. Его ладонь как-то естественно стекла ей на талию и теперь лежала там, тёплая и неподвижная. Он прикладывался к своей кружке и смотрел в огонь, и отблески плясали по лицу.

Большой, твёрдый. Надёжный. Просыпаться рядом с ним было не страшно, только очень неловко, он не был груб и принёс ей целый кулёк орехов в меду, сам взял от силы несколько штук. Он гладил её по голове, когда она рыдала пьяная, и даже не читал потом нотаций.