Книга Половина пути, страница 43 – Юля Тихая

Но они договорились, и порядок есть порядок. Поэтому Ольша только подняла платок повыше, чтобы прикрыть уши, и провалилась в привычную полудрёму, в которой тело само отсчитывало вдохи.

Светлеть начало, когда брентовы часы — он оставил их на каменном столике, прямо между кружками, — показывали без двадцати восемь. Сперва грязно-жёлтый мрачный сумрак, потом выцветшее в сероватую белизну небо. За холмами разлилась кровавая краснота, будто там кого-то убили и выпотрошили, а потом встало солнце, злое и раскидывающее яркие длинные тени. Ольша выждала ещё немного, а потом тронула Брента за плечо:

— Доброе утро.

Он прищурился, прикрыл глаза ладонью и хмыкнул: могла бы разбудить за полчаса до восхода, как договаривались с вечера! Но Ольша уже встала, взяла котелок и миски и сказала ровно:

— Всё тихо. Я дойду до реки.

И стратегически отступила с поляны, робко надеясь, что это не слишком похоже на побег.

Река здесь была не столько река, сколько речушка, довольно бодрая, но неглубокая — в самом центре русла от силы по пояс. Вечером Ольша нашла удачный спуск, по каменной насыпи. С большого валуна было удобно черпать воду.

Умылась, почистила зубы, прочесала волосы влажным гребнем, помыла ноги. Раскинула силу — никого вокруг, Брент всё ещё на стоянке, — сняла рубашку и обтёрлась влажным полотенцем. Кожа мгновенно покрылась мурашками, и пришлось торопливо выдохнуть из себя тепло. Надела чистое.

Раскинула силу — никого — стянула штаны и бельё. Кровь почти перестала, за всю ночь на марле появилось только несколько розоватых пятен. Выполоскать, постирать как следует, выполоскать снова, прокипятить, высушить. По правде говоря, Лек уже не считал бы такую ерунду поводом отложить близость: Лек был горячий парень и страстная натура, и Ольша много винила себя, что была с ним недостаточно ласковой. Но Брент-то не может сейчас знать… не полезет проверять… может быть, он и вовсе захочет пока чего-то другого, он наверное тоже любит, когда ртом…

И что же всё-таки говорила Тача?

Тогда, у медички, Ольша ещё была здорово не в себе, и все её душевные силы уходили на то, чтобы не рыдать и не устраивать некрасивых сцен. Рекомендации она запомнила как-то частями и неточно, зато хорошо помнила голос: низкий, чуть насмешливый, деловой и потому успокаивающий. «Ну, а ты как хотела? Ничего страшного…»

Ольша раскинула силу дальше, ещё и ещё, чуть не до самой Рушки, и только тогда решилась. В конце концов, она ведь огневичка, бесстыдная и как там дальше, и может делать совершенно неприличные вещи! В том числе потрогать себя, прислушиваясь, и вставить внутрь пару пальцев. Неприятно, но не больно, и там, где был разрыв, не ощущается даже следа. Тача говорила, кажется, что слизистые заживают быстро.

Ольша вспыхнула и принялась мыть руки.

Вот сейчас она вернётся на стоянку, сварит кашу, а потом, если Бренту придёт в голову её поцеловать, скажет, что уже, наверное, можно и… Так и скажет. И ничего не медленно она идёт, вполне обычно.

Брент отжимался. Забавно так, на кулаках, а над его спиной висела совершенно неподвижно здоровенная каменюка. По спине перекатывались мышцы, вот он на несколько мгновений замер в нижней точке, и камень медленно отплыл к краю стоянки и развалился на множество мелких камешков, а сам Брент, наконец, встал.