Книга Половина пути, страница 62 – Юля Тихая

— Ты не хочешь уродства, — хрипло сказала Ольша. — А всё, что я могу… тебе противно. Мне… мне тоже противно. Но я ничего… не могу… больше.

Это было честно. И куда менее зло, чем могло бы быть. И всё равно она запустила руку под куртку и впилась пальцами прямо в ожог, так, что волдырь лопнул, а жижа потекла по рукаву.

— Обниматься ты тоже себя заставляешь?

— Чего?

— Обниматься. Мне казалось, тебе нравится обниматься.

— Мне нравится обниматься.

— Обниматься ты хочешь?

— Н-не знаю?..

— Ну что значит — «не знаю»?

Ольша честно попробовала примерить на этот вопрос брентову модель с шагами и верёвками, но вышла какая-то бессмысленная ерунда.

— Просто обниматься, — вздохнув, подсказал Брент. — Без всего. Прямо сейчас. Хочешь?

Они и так, можно считать, обнимались: стояли очень близко, а его рука лежала у неё на спине. Но Ольша всё равно кивнула, спрятала лицо у него на груди и сама обняла тоже, поморщившись, когда неловко задела ожог. Брент уткнулся носом в её волосы.

— Пока ты разбираешься, чего ещё хочешь или не хочешь, мы можем обниматься. Только, Ольша… пожалуйста, не делай из меня больше человека с верёвкой. Хорошо?

— Что у тебя с рукой?

— С какой рукой?

— Левой.

Ольша мучительно побледнела и спрятала руку за спину.

— Н-ничего.

— Ты держишь её странно и всё время морщишься.

Она не собиралась ничего ему отвечать. Она не собиралась ничего рассказывать, ничего объяснять — как будто бы он понял! — и ничего показывать не собиралась тоже. Но Брент был спокойный и убедительный, и как-то само собой вышло, что всего несколько минут спустя Ольша сидела за столом, а Брент, присвистнув, разглядывал её предплечье.

Кожа вокруг покраснела и отекла, а прорванный волдырь представлял собой печальное зрелище. Сам ожог, вообще-то не такой и серьёзный, выглядел куда хуже, чем днём.

— Это где ты так?

— Случайно…

Брент аккуратно провёл пальцем по ровным коричневатым линиям у самого запястья. На побледневшей коже они стали виднее и сложились в ряд из насечек.

Ольша попыталась придумать, как можно было бы случайно получить такие отметины, и не смогла.

— Я это сама, — тихо призналась она, пока Брент копался в аптечке и примерялся к тому, как бы промыть рану, не сделав хуже. — Я когда нервничаю, я… «иглой», как депрентил. А сегодня перестаралась, но я всё обработала.

— Бинты прокипяти и высуши, пожалуйста.

С ожогом Брент обращался правильно: мазь наносил только на целую кожу, да и повязку намотал ловко, у Ольши не вышло бы так одной рукой. А ещё он ничего не сказал, и от этого почему-то было ещё стыднее.

После ужина, пока Брент плескался в ванне, на Ольшу снова напали дурные страхи. Вот сейчас он выйдет, намотав полотенце на бёдра, потом сдёрнет его и кровожадно расхохочется, а потом…

Где-то на этом месте Ольша и заснула, так и не увидев, что же такое кошмарное ужасный Брент прятал под полотенцем. И снились ей кружащие по пруду лебеди, ленивые и важные, а вокруг была весна.

❖❖❖

На самом деле никакой весны не было, и утро напомнило об этом промозглым мелким дождём и повисшей над городом влажной серостью. В такую погодку хорошо запереться дома у печи с изразцами, утонуть в кресле под пледом и читать незамысловатый роман о морских приключениях и далёких землях. А вот отправляться в дорогу нравилось одному только ящеру, который разве что не приплясывал при виде луж.