Книга Половина пути, страница 80 – Юля Тихая

— Золотой буйвол никого не карает, он дарит жизнь и благословляет поля. У тангов есть старшее божество, Кам-Кац, огненный дух. Красный человек с птичьей головой. Вот он да, жжёт нечестивцев небесным огнём, но я не уверен, что эти уроды в его юрисдикции.

— Ну и стихии с ними. Не хочу о них больше.

Брент всё-таки придвинул к ней баночку с мёдом, и Ольша украдкой зачерпнула немного. Мёд был свежий, ещё совсем жидкий, текучий. Очень светлый, а с чего собран — Ольша понять не могла, мёд он и есть мёд, не так чтобы она в нём разбиралась.

— Я никак не могу смыть, — пожаловалась Ольша, снова спрятавшись в кружке и сжавшись. — Я теперь всегда…

Вряд ли он мог понять. Он мужчина, а мужчины воспринимают иначе, ну было и было, синяки сошли — и ладно. Что ему-то ныть, он и про девственность не понимал…

— Я не могу представить, что ты чувствуешь, — Брент говорил очень мягко и осторожно гладил её пальцы. — Котёнок, Ольша, я не могу представить, как тебе больно. Но это не делает тебя хуже. Это не ты, это не про тебя. Они могут ранить, но не могут изменить, кто ты такая.

Слёзы всё-таки пролились, побежали мокрыми дорожками по щекам, а Брент целовал её волосы и качал маленькую девичью ладошку в своей большой руке, как в лодочке.

— Ты очень сильная. И очень живая, это видно даже сейчас, а ты ещё поправишься, восстановишься. Такая яркая, и такая светлая, и…

— Ха! — Ольша некрасиво шмыгнула носом. — Я знаешь сколько людей убила?

— Сколько?

— Много.

— Понравилось?

Ольша дёрнулась:

— Ты больной что ли?

— Нет. И ты тоже нет. Всё хорошо, котёнок. Иди сюда. Всего этого не будет больше.

Он как-то так это говорил, что ему получалось верить. Ему вообще легко было верить во всём, просто закрыть глаза, прислониться к тёплому боку и расслабиться, забыться. Позволить слезам течь. Перестать делать вид, будто она в порядке, и всё под контролем. Быть разломанной и знать, что он не осудит и поможет встать, когда будет нужно.

Брент пересадил её ближе, расстегнул свою куртку, и Ольша спрятала лицо на его груди, выдернула рубашку из брюк, запустила под неё ладони. Это не для секса, это не про секс. Просто быть ближе и согреться хоть немного.

— Я домой хочу, — тихо сказала Ольша, вжавшись в него всей собой. — Я так хочу домой…

Удивительно, но после этих слёз у неё даже не болела голова. И неловкости — по крайней мере той душащей и тревожной неловкости, с ненавистью к себе и желанием покалечиться, — не было тоже.

Может быть, дело в том, что вечер закончился на скорее хорошей ноте. Сперва Ольша плакала, а Брент гладил её по спине и говорил что-то ласковое, а потом они просто обнимались, тепло и нежно, и говорили о какой-то ерунде. Брент рассказывал про золотого буйвола и про то, что вместо «благословлять поля» бабушки в деревнях говорят «удобрять», но марская мораль требует переформулировать, а то нехорошо, вроде как, упоминать божественное дерьмо! Боги ведь не какают, да? А Ольша в ответ прыснула и взялась пересказывать какие-то девичьи байки и дурацкие советы о том, как правильно притвориться перед понравившимся мальчиком королевичной.

Ещё сделали ужин, Ольша долго тёрла брентовы ладони, хотя мозоли уже были почти незаметны. Целовались — медленно, сладко, никуда не торопясь. И Брент снова вызвался дежурить первым, а Ольша сурово потребовала разбудить её вовремя, но он, конечно, протянул больше чем на час, и это было очень стыдно и очень приятно.