Онлайн книга «Половина пути»
|
Конструкция рухнула, и Брент резко дёрнул за рычаг, останавливая повозку. Глаза у него почернели, и на Ольшу он смотрел с таким тёмным предвкушением, что что-то внутри испуганно сжалось, а что-то другое простонало тоненько: «иии!». И это действительно было самое настоящее «иии», потому что до этого в поцелуях Брент был довольно сдержан и в некотором роде вежлив, а сейчас просто смял её рот своим и впился так жарко и жадно, что у Ольши закружилась голова. Шитаки раздражённо махнул хвостом и сунул морду под воду, выискивая стебли повкуснее. Ну что за люди!.. ❖❖❖ Посёлок, в котором они остановились на ночь, имел смешное название: «Курчавое-Гачи». Как пояснил Брент, на языке тан-жаве «гачи» обозначало что-то вроде завитка, и здесь, наверное, выращивали что-нибудь не совсем обычное, кудрявое, но по поздней осени все поля стояли унылые и голые. Зато в Курчавом-Гачи был гостевой дом, небольшой, но довольно уютный. На продавленный матрас там для мягкости кинули лишнее одеяло. Вдобавок оказалось, что на заднем дворе натопили баню, и Брент с довольным лицом ушёл париться и жариться. Ольша всё ещё предпочитала не раздеваться при посторонних, да и баню она — городская девочка — не очень-то жаловала, для неё там всегда было слишком влажно и трудно дышать. Так что вечер она провела, мучая свои акварели. И когда Брент, румяный и благоухающий берёзой, ввалился в комнату, она протянула ему сложенный вдвое листок. — Это что? Ольша смущённо наморщила нос: — Тебе. Лист был слишком тонким, чтобы считаться настоящей открыткой, но старался ею казаться. На обложке красовался десяток разноцветных акварельных пятен, поверх которых Ольша нарисовала чёрной ручкой носы, глаза, лапки и хвосты, чтобы превратить облачка во что-то вроде очень славной собачьей стаи. Внутри тоже была собачка, нежно-розовая, с лохматыми висячими ушами. Она писала на колесо повозки. Шутка была довольно глупая, но добродушный Брент очень смеялся. И улыбался потом широко, открыто, как будто цветные собаки раскрыли ему какую-то загадку бытия. А когда уже в темноте, при погашенных фонарях, Ольша подползла греться к нему по бок, приобнял её рукой и сказал: — Поцелуешь меня? Они уже целовались раньше по-всякому, и лёжа тоже, и в этой просьбе как будто не было ничего нового. Но Ольша всё равно засмущалась, порозовела. И чмокнула его очень целомудренно, сухо. — А с языком можешь? Говорил Брент хрипловато. Можно было бы испугаться, что вот уж теперь-то обязательно… всё-таки это тоже кровать, и на ней даже есть простынь, ну и что, что застиранная и сшитая из двух разных половин. Но Ольше не было страшно. Брет обещал спросить, обещал услышать, обещал не делать ничего, чего она не хочет. А поцелуи — это только поцелуи. Обняла его обеими руками, потянулась к нему, прижимаясь и обвивая его собой, как лоза. Потёрлась носом о его нос. Долгий взгляд глаза в глаза, в темноте, когда видно только блики на дне зрачка. Поцеловала глубоко, медленно, будто пытаясь объяснить что-то или о чём-то спрашивая. Робко коснулась его губ языком. И всё-таки сжалась, шепнула: — Не сегодня, ладно? — Целоваться не сегодня? — Брент хрипловато рассмеялся. — Я тебе больше ничего не предлагаю. Расслабься, котёнок. Она кивнула. Провела носом вдоль шрама на его шее. И поцеловала снова, так, как ей самой нравилось, мягко и нежно, а потом разгоняясь, сближаясь, отпуская себя и чувствуя, как что-то горячее разливается внутри, и как тяжелеет дыхание. Провела ладонями по крепкой спине — даже через майку можно оценить мышцы! — бессовестно вторглась коленом между его ног, потёрлась грудью о его грудь… |