Книга Лорд зверей, страница 33 – Джульетт Кросс

Волк ткнулся носом мне в бедро. Он с пробуждения ходил за мной хвостом. Я погладила его по плечу.

— Зачем в Хелламир?

— Торговать зерном и прочим, — сказала она, затянув ремень и улыбнувшись. — Иначе не из чего будет печь тот самый вкусный хлеб, который ты умяла на завтрак.

— Понятно.

— Не переживай. Мы всего на пару дней — и встретимся с вами уже в Вейле.

— Я не знала, что светлые торгуют там с тёмными.

— Да не все с нами торгуют. Вот почему езжу я. Я могу войти в город и дать знать нашему человеку, что мы прибыли. Потом он встречается с остальными в ближайшем лесу. У нас всё отлажено.

Лагерь гудел сборами, а сам Редвир был недалеко — с Безалиэлем и ещё несколькими воинами, которых я не знала.

— Я хочу поехать с вами, — призналась я.

Сорка с дочерью были добры ко мне, но остальным в клане я явно не нравилась — и было не по себе представлять, как я несколько дней еду с ними.

— Это решать лорду Редвиру.

Разумеется. Я развернулась и через весь лагерь пошла к нему; Волк трусил рядом.

Его взгляд зацепил меня ещё на полпути. Другой зверо-фейри всё говорил и жестикулировал, пока не понял, что Редвир его уже не слушает. Мне не должно было нравиться, как он на меня смотрит.

Точно так же мне не должно было нравиться, что он со мной сделал вчера — своей грубой прямотой. В тот миг, когда его костяшки скользнули по моему горлу, а низкий, бархатный голос ровно так, без стыда, заговорил о пиздах и членах, — у меня будто что-то в голове сломалось.

В Мородоне, по крайней мере в дворце, где я росла, о теле и желаниях так не говорили. Мать и наставницы учили нас, дочерей, быть скромными, тихими, целомудренными. Родители следили, чтобы мы всегда были вылизанные картинки царственной невинности.

Когда моё тело стало округляться, грудь — наливаться больше, чем у сестёр, — мать меня одёрнула, будто я сама виновата в том, что становлюсь слишком женственной на её вкус.

А когда выяснилось, что я сиренскин, она процедила: «Я так и знала. У тебя всегда было слишком много… форм. Слишком пышная».

Меня учили, что моё тело — плохое, моя красота — безвкусна, а мой сиренский дар — семейный позор. Отец ясно дал понять: именно поэтому меня отдают за лорда Гаэла — подальше от Мородона, от Немианского моря, от семьи. Позорную тайну надо убрать с глаз долой.

Так я убрала её сама. Исчезла и нашла место, где, впервые в жизни, никому не было дела до того, как я выгляжу и «должна ли» выглядеть иначе. В Пограничье съезжались фейри со всех королевств. Да, мужчины и там смотрели с вожделением, но не так, как Редвир — не так, как он смотрит сейчас.

Желание — да, но и что-то ещё. Если бы я его не знала, сказала бы: восхищение. Но я ничего не сделала, чтобы он восхищался. Я сбежала в лес и замёрзла почти насмерть, упала к нему на руки — стала его обязанностью. Потом едва не дала себя убить обезумевшему дриад-оленю — и теперь вешаюсь ему на шею до весны.

И всё же золотые глаза вспыхнули ярче, чем ближе я подходила, — и это придало мне храбрости для того, что я собиралась потребовать.

Разговор стих, четверо мужчин следили, как я останавливаюсь перед лордом Редвиром. Безалиэля я знала. Двое других — из тех троих, кого встретила в первый день: Лейфкин и Дейн. Оба крепкие, как и их вождь, но не такие громадные. У одного глаза были красные, кожа — светло-бронзовая. У другого — жгучие оранжевые, кончик одного из четырёх рогов отбит, волосы стянуты кожаным шнуром в длинный хвост.