Книга Король призраков, страница 163 – Джульетт Кросс

Уна внимательно слушала, её взгляд был прикован ко мне. Она, наверное, чувствовала моё напряжение в тембре моего голоса.

— Это место особенно для меня, потому что напоминает мне о моей матери, которую я очень любил.

— И которая любила тебя, — добавила она.

— Да, любила. — Я повернулся к ней. — Знаешь, когда я впервые увидел тебя, избитую и испуганную, стоящую на вершине той скалы в подземелье, я сразу подумал о своей матери. О том, через что она прошла из-за моего отца. Он убил её, обвинив в измене с послом из Иссоса. Но я знаю, моя мать никогда бы не сделала этого. Она знала, каким жестоким он был, и что он мог с ней сделать. И всё же это не спасло её.

Горло сдавило от воспоминаний о том дне, когда я узнал, что отец убил её прямо перед своим двором. Уна крепче сжала мою руку, обхватив её обеими ладонями.

— Знаешь, он отправил одного из своих Элитных, чтобы сообщить мне. Это был Эрлик.

— Я помню его, — тихо сказала она.

Я вновь ощутил мимолётное удовлетворение, вспомнив, как обратил его в пепел сразу после того, как убил своего отца.

— Это случилось на тренировочной площадке Гильдии Галлов, вдали от дома, в диких землях. Я пытался отработать захват, чтобы обезоружить противника, если останусь безоружным. Всё это казалось мне бессмысленным — я ведь мог использовать фейри-огонь, чтобы обезоружить кого угодно, — но я был полон решимости угодить своему наставнику.

Я сглотнул, вновь погружаясь в мучительное ощущение отчаяния и безысходности того дня.

— И вдруг Эрлик вошёл на площадку, остановился прямо передо мной и произнёс: «Твоя шлюха-мать мертва. Отец приказал тебе никогда больше не упоминать её имени». Он бросил к моим ногам её окровавленный платок с вышитым на нём пурпурным цветком Виндолека — и ушёл.

— О, Голл. — Её глаза наполнились слезами. — Это безбожно и ужасно.

Она прижала мою руку к губам и поцеловала её верхнюю часть, а по её щеке скатилась одинокая слеза.

Моё сердце сжалось от её сладости, от её жалости ко мне — мальчику, потерявшему мать. Я никогда не мог её оплакать. Мне нельзя было даже произносить её имя — иначе я ощутил бы на себе ярость отцовских кулаков.

— Иногда я прихожу сюда, чтобы вспомнить её.

Я вынул платок из плоского кармана на своей броне, где обычно носил запасной клинок. Но на этот раз там находилось нечто совсем другое — я долго готовился к этому моменту.

— Я подумал, что, возможно… — я прочистил горло, — тебе это пригодится.

На нём больше не было ни синих пятен, ни следов той жестокой смерти.

— Для неё это было ценно. Со временем стало ценным и для меня. — Я посмотрел ей в глаза, блестящие от эмоций. — Как и ты.

Она осторожно взяла платок и провела пальцем по тонкой вышивке — тому самому цветку, который моя мать вышила собственными руками.

— Я буду беречь его, Голл, — хрипло произнесла она. — Всегда.

Затем она прижала платок к груди, обвив одной рукой мою талию в нежных объятиях.

Я выдохнул тяжёлый вздох, словно задерживал дыхание долгие годы, и поцеловал её мягкие волосы. С того самого момента, как я прошёл Обряд Сервиума, я часто представлял, как отдаю ей этот маленький дар моей матери. Я не ожидал, что этот миг окажется для меня столь значимым, что он превратит воспоминания о матери в нечто прекрасное, а не печальное. Впервые с детства, думая о своей дорогой матери, я не ощущал боли.