Книга Мой Неидеальный прынц, страница 37 – Наталья Тудаль

— Покажите мне больных, — сказала я просто, отсекая церемонии.

Меня привели в первую же избу. Духота была невыносимой. На грубой лежанке лежал мальчик лет семи. Его лицо пылало жаром, губы были потрескавшимися. Он слабо стонал. Рядом сидела мать, с глазами, полными безысходного ужаса.

— Он кашляет? — спросила я, касаясь его лба. Лоб был огненным.

Женщина молча покачала головой.

— А живот? Болит?

— Слабый совсем, льера, — прошептала она. — Ни есть, ни пить не хочет. Только спит да горит.

Это было похоже на сильное истощение и обезвоживание. Не чума, слава богам. Но в таких условиях банальная простуда могла стать смертельной.

В следующей избе нас ждало зрелище похуже. Пожилой мужчина, с мозолистыми руками, сидел на лавке, скрипя зубами от боли. Его нога, от ступни до колена, была обернута грязной тряпкой. Когда он, по моему приказу, размотал ее, Кристина едва не сдержала рвотный позыв. Рана на голени, похожая на глубокую царапину, почернела и гноилась, от нее шел тяжелый, сладковатый запах некроза.

Капитан Марк мрачно хмыкнул:

— Ногу резать. Или помрет.

Мужчина понял его взгляд и забился в истерике, запричитав, что без ноги он — пропащий человек, кормить семью не сможет.

В этот момент что-то во мне щелкнуло. Я была не просто наблюдателем. Я была здесь единственным человеком, кто мог что-то сделать. Мои знания из курса первой помощи и те самые часы, проведенные за изучением «Herbarium Magnum», вдруг сложились в единый план.

— Никто никому ногу резать не будет, — твердо заявила я. — Кристина, вскипяти воду, которую мы привезли с собой. Капитан, ваш фляжный спирт. И найти мне чеснок, лук и мед. И… — я окинула взглядом придорожные заросли, — найти растение с большими, широкими листьями, похожими на лопух, и колючими фиолетовыми цветами.

Все смотрели на меня как на сумасшедшую. Но тон приказа не оставлял сомнений. Пока Кристина кипятила воду, а солдаты рыскали по огородам, я взяла свой небольшой дорожный кинжал и обеззаразила его лезвие в спирте.

— Держите его, — приказала я солдатам, указывая на раненого.

Очистка раны была кошмаром. Гной, почерневшие кусочки плоти… Я дышала ртом, стараясь не смотреть на бледное, залитое потом лицо мужчины, который кричал, когда я выскребала зараженные ткани. Но я знала — это единственный шанс. Потом я промыла рану спиртом, залила медом (природный антисептик) и наложила кашицу из раздавленного чеснока и лука.

Как раз в этот момент один из солдат принес огромный лопух. «Лапух», как его здесь называли. Я велела растолочь его корень, залить горячей водой и дать настояться. Получился горький, терпкий отвар.

— Это для ребенка, — пояснила я смущенной матери. — По чайной ложке каждый час. Он укрепит силы и собьет жар.

А широкие листья лопуха, ошпаренные кипятком, я наложила поверх луково-чесночной кашицы на рану мужчины и примотала чистой (относительно) тряпкой.

— Меняйте повязку и лист два раза в день, — наставляла я его жену. — И поите его этим же отваром. И самого ребенка тоже.

Мы пробыли в деревне до вечера. Я обошла все дома, оставив везде указания: кипятить воду для питья, проветривать избы, кормить детей и стариков тем самым отваром из «лапуха» — общеукрепляющим и жаропонижающим, если верить трактату.

Когда мы уезжали, староста деревни не кланялся. Он смотрел на меня. И в его старых, выцветших глазах был не страх и не подобострастие. Была надежда. И благодарность.