Книга Самайн у ведьмы пограничья, страница 128 – Уоллис Кинни

– Почему тебе было так трудно поверить, что он может полюбить меня? Селеста догадалась почти сразу.

Я смотрю на Миранду, пытаясь увидеть свое отражение в ее зеленых глазах, желая понять, что же со мной так сильно неправильно с ее точки зрения.

– Я не знаю, – шепчет она, когда Селеста вбегает обратно на кухню с полными руками снадобий.

– Ты что, принесла мне весь шкафчик? – спрашиваю я, когда она ставит несколько настоек и бутылочек на стол для завтрака. Селеста водружает прозрачную стеклянную миску, наполненную свежей водой, прямо рядом с рукой Миранды, а затем поворачивается ко мне.

– Не знаю, Кейт. Я запаниковала. – Селеста раздраженно всплескивает руками и плюхается на свое место, похоже навеки сохранив свои ребяческие повадки.

Я ухмыляюсь, но снова поворачиваюсь, чтобы сосредоточиться на руке Миранды. Это будет нелегкая задача, я никогда не работала над чем-то настолько тяжелым. На мгновение я думаю о Мэтью, что он никогда не умел управляться с жизнью, – как я, в свою очередь, никогда не умела обращаться со смертью.

Но когда обхватываю ладонями жесткую сухую кожу изуродованной руки Миранды, я понимаю, что, возможно, это не совсем так. Смерть просто была скрыта от моего взора. Мать берегла меня от нее годами. Но вот с хождением тенями у меня все получилось само собой. Мэтью утверждал, что одним из ответвлений моего ремесла было перекачивание – способность преобразовывать жизненную энергию в энергию смерти. Но он также предположил, что этот процесс можно обратить вспять. Вдруг у меня все-таки получится.

Я пытаюсь заземлиться в Миранде. Большая часть ее тела пульсирует яркой, наэлектризованной жизнью. А вот рука ощущается как тень.

Однако, осознаю я с волнением, тень, не лишенная энергии. Ощущения жизни нет, но я все еще подключаюсь к чему-то. Примерно так я прокладывала себе путь по лабиринту осеннего фестиваля, примерно это улавливала от костей птенца, которого нашла в лесу. Я держусь за эту энергию смерти и использую ее как якорь. Закрываю глаза и глубоко дышу, посылая свое намерение через руку вверх, к живой коже над локтем Миранды. С каждым вдохом я пытаюсь втянуть живую энергию обратно в омертвевшую руку. Она борется со мной, не решаясь вернуться к разрушенной плоти. Этого будет недостаточно. Подавляя панику, я делаю еще один вдох и открываю свой разум дальше. Громко тикают часы у двери, гудит кухонный холодильник, и сами стены дома начинают шептать. Эти стены были свидетелями ста пятидесяти лет жизни наших предков, и отголоски их вибрирующего смеха и волшебства звенят в моей памяти.

– Я прошу вашего благословения возродить то, что было потеряно, – шепчу я, притягивая к себе всю энергию, поднимающуюся через половицы у моих ног. Рождения, браки, полночные заклинания – вся радостная история рода сливается воедино. Трагедии тоже присутствуют. Кончина моего отца, каждая ссора между мной и Мирандой, каждая грань, составляющая мозаику жизни, что наполняет этот дом, – я собираю все это и направляю на свою сестру.

И затем, под поверхностью ее мумифицированной кожи, я чувствую его – слабейший пульс жизни. Он едва улавливается, но все равно присутствует. Со вздохом облегчения я немедленно беру сок зимней вишни и выливаю его в миску с водой, наблюдая, как он, закручиваясь, превращается в ничто. Пить его было бы смертельно опасно, но это, без сомнения, одно из сильнейших омолаживающих средств для атрофированных мышц. Я медленно опускаю посудные полотенца, которые Селеста положила рядом, в кипяток, давая им пропитаться насквозь, а затем разворачиваю их. Аккуратно прикладывая каждое влажное полотенце к руке Миранды, я прижимаю их, втирая маслянистую воду в трещинки и расселины, где кожа полностью высохла.