Книга Лекарка поневоле и 25 плохих примет, страница 11 – Ульяна Муратова

— Он не пьяный! — тут же взвился староста, бешено топнув ногой.

— Тогда обдолбанный! — в запале бросила я, и в ту же секунду всё встало на свои места.

Неуловимо знакомый запах — листья лоу́зы. Сильнейшее обезболивающее, даже в малых дозах вызывающее у больных эйфорию и быстрое привыкание. Почти не используется магами из-за рисков — лучше потратить силы, чем пристрастить пациента к лоузе.

Преодолевая брезгливость, я подошла к Дрогиму и заглянула в лицо. Из перекошенного рта доносились всхлипывающие рыдания, а ещё виднелись даже не жёлтые, а словно ржавые зубы. Верный признак того, что парень жевал листья лоузы давно и регулярно.

— Можно подумать, тебя кто-то ещё в жёны возьмёт! — взвился староста. — Дрогим парень хороший, только больной. А ты — целительница. Вылечи и будет тебе хороший муж! Чего нос воротишь, он и высокий, и плотник справный, и силой не обделён. И денег я вам дам, — уже мягче проговорил Рустек. — Забрала бы его к себе и вылечила. А если бы кто в деревне после этого слово о тебе плохое сказал, я бы их всех заткнул. Ты только вылечи его!

Рыдающий у стенки Дрогим вдруг завопил:

— Отстаньте от меня! Не хочу! Ничего не хочу! Чего вы пристали⁈

Он вскочил с места и ринулся прочь, расталкивая в стороны родственников. В коридоре оказалось неожиданно людно, но путь себе Дрогим расчистил с лёгкостью — с его-то габаритами. Я молча двинулась следом, лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию. Оставаться в доме старосты хотя бы лишнюю секунду я не хотела, поэтому шла за несостоявшимся женихом с высоко поднятой головой. Ноги моей в этом гадюшнике больше не будет.

Зато теперь стало понятнее — за странной ненавистью селян стоял староста. Он хотел сбагрить мне своего наркомана-сынка, подталкивая к браку давлением со всех сторон и безденежьем. Наверняка после свадьбы со мной рассчиталась бы вся деревня, а денежки удобным образом вдруг стали бы не моими, а общими. Семейными.

Для Рустека расклад неплохой — и целительница в родне, и сынок глаза больше не мозолит. Он же так и сказал: «забрала бы к себе». По местным традициям мужчина сначала строит или покупает дом, а потом приводит в него жену, а тут — забрала бы. Пусть бы непутёвый сынок жил на отшибе, подальше от родительских глаз.

На выходе из дома меня никто не остановил. Я спокойно подошла к распахнутым Дрогимом воротам. На дороге его уже не было. Деревня казалась вымершей — ставни плотно закрыты, а со дворов не доносится ни звука.

— Куда она? — встревоженно спросила жена старосты. — В ночь ходить в лес — к несчастью!

— Это в вашем доме оставаться к несчастью, — саркастично ответила я, повернувшись. — А в лесу дикие звери всё порядочнее вас. По крайней мере, насиловать не будут.

Злость во мне кипела такая, что я посильнее вцепилась в ручку корзины и шагнула в сторону замершего в свете луны леса.

Рустек процедил сквозь стиснутые челюсти:

— Можно подумать, от тебя бы убыло. Сама радёхонька под любого лечь, чем Дрогим хуже Грега?

— Вы правы, ничем. Оба — те ещё уроды, — хмыкнула я и припустила в сторону дома, не слушая, что именно говорили мне вслед.

Помогая людям, не забывай уворачиваться от благодарности, а то пришибёт так, что долго будешь охать.

Ну что же, как они ко мне, так и я к ним. Теперь никаких выездов на дом, только амбулаторный приём, причём во дворе и с оплатой вперёд! Побуду эгоисткой!