Книга Вернись, я все прощу. Дракон передумал разводиться, страница 85 – Таня Драго

Один из посетителей — рыжеволосый парень с лицом, красным от эля и природной бесцеремонности, — вдруг громко воскликнул:

— Эй, дракон! Каково это — потерять всё из-за своей глупости?

Воцарилась тишина, настолько полная, что можно было услышать, как мыши грызут крошки под столами.

— Тише ты! — зашипел сосед рыжего, дёргая его за рукав. — Не злите его! Вдруг госпожа Телиана всё ещё питает к нему чувства?

— Ха! — расхохотался третий, явно изрядно подвыпивший. — Тогда он бы не сидел сейчас здесь в обносках! Она выбрала нас. Нашу деревню!

— Леди Удача — так её теперь все зовут, — добавил четвёртый голос из глубины таверны. — И не просто так.

“Леди Удача”.

Это прозвище резануло Анмира сильнее любого меча. Его жена, его Телиана, стала символом благополучия для всех — кроме него самого. Она дарила счастье каждому встречному, а его оставила с пустыми руками и разбитым сердцем.

Вернее, он сам себя оставил без всего. И без штанов тоже.

Анмир залпом допил свою кружку — эль был кислый и дешёвый, но в этот момент он мог бы пить и уксус, — встал и направился к выходу, не проронив ни слова.

За его спиной взрывы смеха и новые истории о чудесах “Леди Удачи” продолжались с удвоенной силой. Никто не обратил внимания на то, как сутулятся плечи дракона, как медленно и тяжело он идёт по ночной дороге к сараю, который теперь служит ему домом.

Только старый Уильям проводил его задумчивым взглядом и тихо пробормотал себе под нос:

— Бедный дурак. Ещё не понял, что удача — это не то, что можно требовать. Это то, что нужно заслужить.

Лунная ночь окутала поместье “Шишковый рай” серебристой дымкой, превращая привычный пейзаж в декорацию для романтической оперы. Деревья отбрасывали причудливые тени, а в воздухе витал аромат ночных цветов — идеальная атмосфера для тайных свиданий и юношеских безрассудств.

Илиран крался к границе поместья. Каждый шаг он делал так тихо, что даже собственная тень казалась ему слишком шумной. Сердце колотилось в груди, а в голове крутилась одна мысль: “Только бы она пришла, только бы она пришла…”

За старыми амбарами, там, где лунный свет просачивался сквозь кроны деревьев и создавал узоры на земле, его уже ждала фигура в тёмном плаще.

— Ты пришла! — выдохнул Илиран. — Я боялся, что твой отец запретит…

Он взял её за руки — они были холодными от ночного воздуха, но такими живыми и настоящими, что весь мир вокруг показался ему нереальным сном.

— Запретил, — ответила Эйлани. — Но я уже не ребёнок, Илиран.

— Что нам делать? — спросил Илиран. — Я не хочу ссорить тебя с отцом, но…

— Но и отказаться друг от друга мы не можем, — закончила она его мысль.

Они стояли под звёздным небом, глядя друг на друга с нежностью, от которой воздух вокруг, казалось, становился гуще, и с тревогой, которая делала каждый вдох драгоценным.

— Твой дар… — начала Эйлани тихо, — это правда? Ты действительно можешь приносить удачу?

— Не так сильно, как мать, — ответил Илиран честно. — Но да, это в моей крови.

Эйлани на мгновение задумалась, словно взвешивая все “за” и “против”, а потом произнесла:

— Это не имеет значения. Я полюбила тебя до того, как узнала о даре.

И конечно, все это должно было закончиться нежным поцелуем.

Только вот они были не одни.

За старым дубом стояла фигура, невидимая для влюблённых. Анмир наблюдал за сценой с выражением лица настолько сложным, что художнику потребовалось бы несколько дней, чтобы передать все оттенки эмоций: удивление (“Неужели мой сын способен на такие чувства?”), тревогу (“Бертран убьёт его, если узнает”), и что-то, очень похожее на понимание (“Значит, и он влюбился так же безнадёжно, как когда-то я”).