Книга Вернись, я все прощу. Дракон передумал разводиться, страница 82 – Таня Драго

— А что делать? — продолжила я, и в голосе моём зазвучали нотки древней материнской мудрости. — То же, что делают все влюблённые с незапамятных времён — бороться за своё счастье.

Илиран посмотрел на меня с выражением человека, получившего благословение на великий подвиг, и я поняла: мой сын готов штурмовать любые крепости ради своей Эйлани. И пусть один из этих драконов — его собственный отец, живущий теперь в нашем сарае.

Бертран прибыл в поместье “Шишковый рай” с видом полководца, готовящегося к решающей битве, и с повозкой, настолько нагруженной подарками, что она напоминала передвижную лавку или, в лучшем случае, караван, направляющийся к султану с данью от покорённых народов.

Подарки были подобраны тщательно. Однако едва Бертран переступил порог дома, как его планы рухнули, причем, на него самого.

Он заметил взгляды.

О, эти взгляды!

Илиран и Эйлани смотрели друг на друга так, словно только что изобрели новый способ общения исключительно при помощи глаз, и этот способ был в тысячу раз эффективнее всех известных языков мира.

Бертран нахмурился так грозно, что брови его практически слились в одну сплошную линию недовольства. В этот момент он понял: дочь не просто не собиралась выполнять отцовские планы по захвату рецептуры и секретов шишкового производства — она умудрилась влюбиться! И не в кого-нибудь, а в сына надменного дракона, разорившего когда-то его брата!

Ситуация требовала немедленного вмешательства.

— Эйлани, дорогая, — произнёс он, — нам пора возвращаться. У меня для тебя важные новости.

“Важные новости” прозвучало примерно так же зловеще, как “последние слова приговорённого” или “завещание умирающего короля”.

Илиран и Эйлани переглянулись ещё раз — на этот раз взгляд был полон отчаяния влюблённых, которых разлучают жестокие обстоятельства. Эйлани кивнула.

Перед отъездом Бертран отвёл дочь в сторону, за угол дома, где росли особенно пышные кусты роз — словно даже для серьёзного разговора нужна была подходящая декорация.

— Я заметил, как ты смотришь на него, — начал он без предисловий, голосом инквизитора, предъявляющего обвинение в ереси.

— Отец, пожалуйста, не начинай… — Эйлани напряглась, как струна, готовая лопнуть от чрезмерного натяжения.

— Ты знаешь моё мнение о семействе Анмира, — продолжал Бертран неумолимо. — Их репутация…

— Это несправедливо! — впервые в жизни Эйлани перебила отца, и голос её зазвучал с силой, которая удивила их обоих. — Илиран совсем не такой, как его отец!

Бертран моргнул от неожиданности — его покорная дочь вдруг превратилась в львицу, защищающую своих детёнышей.

— А что, если он точно такой же? Что, если он использует тебя, чтобы добраться до наших торговых связей?

Эйлани вспыхнула с яркостью факела, зажжённого в полной темноте:

— Как ты можешь так думать? По себе судишь? — И тут она нанесла удар, который попал точно в цель: — Ты-то хотел добраться до рецептов Телианы! Илиран хороший! Он изобретатель, творец!

Бертран на мгновение растерялся — получить отповедь от собственной дочери было последним, чего он ожидал. Но он быстро собрался и произнёс свой козырный аргумент:

— И сын своего отца. Я запрещаю тебе видеться с ним, — объявил Бертран с торжественностью императора, издающего указ. — Я договорился о встрече с сыном графа Мерола.