Книга Вернись, я все прощу. Дракон передумал разводиться, страница 80 – Таня Драго

— Возможно, не скоро, — ответил Анмир, и в голосе его прозвучало понимание моего желания отступить. — Природа, как и люди, иногда должна выплеснуть накопившееся.

Мы снова замолчали, но эта тишина была другой. Не колючей, не наполненной взаимными упрёками, а задумчивой — тишиной людей, которые вдруг увидели друг друга новыми глазами.

Мы стояли под этим крошечным навесом, слушая, как постепенно стихает буря. Дождь ослабевал, превращаясь из сплошной стены воды в отдельные капли. Анмир заметил это первым.

— Кажется, можно идти, — сказал он, но не двигался с места.

— Твой сарай разрушен, помнишь? — напомнила я, глядя на то, что осталось от его жилища.

От некогда гордого сооружения остались только стены да груда досок, которые когда-то были крышей.

— Я могу переночевать в конюшне, — ответил он с достоинством человека, который предпочтёт спать на сене, но не попросит о помощи.

Я долго смотрела на него — на этого гордого, упрямого дракона, который даже оставшись без крова, не мог просто попросить убежища. И вдруг поняла: а ведь он ни разу не жаловался, не требовал лучшего жилья, не напоминал о своём прежнем статусе. Просто жил в сарае и работал. Что ему, между прочим, давалось трудно.

— В людской есть свободная комната, — сказала я наконец. — Это лучше, чем сено.

— Спасибо.

Простое слово, но оно прозвучало непривычно искренне из уст человека, который раньше принимал всё как должное. Мы вышли из-под навеса и направились к дому — всё ещё держась на расстоянии, но уже без той явной вражды, что разделяла нас последние месяцы. Гроза отступала, оставляя после себя свежий воздух и тихие капли, падающие с листьев. Да, эта гроза определённо изменила всё в нашем “Шишковом раю”. И, кажется, к лучшему.

А в амбаре в это время происходило своё маленькое откровение.

— Значит, всё, что происходит с “Шишковым раем”… это магия? — Эйлани смотрела на Илирана широко распахнутыми глазами, словно только что узнала, что живёт в сказке.

— Нет, не только, — покачал головой Илиран, собирая с пола разлетевшиеся чертежи. — Мать действительно талантлива в создании рецептов. Я действительно умею конструировать механизмы.

— А я действительно хороша в маркетинге и бизнес-планировании, — добавила Эйлани с улыбкой, в которой смешались облегчение и самоирония.

— Дар только усиливает то, что уже существует, — объяснил Илиран, аккуратно разглаживая промокший лист с чертежом змеевика. — Он не создаёт что-то из ничего.

Эйлани задумчиво наклонила голову, изучая его лицо в мерцающем свете лампы:

— Но почему ты рассказал мне? Это же семейная тайна.

Илиран замер, держа в руках чертёж, и на мгновение в амбаре стало слышно только барабанящий по крыше дождь — уже не такой яростный, как раньше.

— Потому что… — он запнулся, потом решительно поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. — Потому что я не хочу секретов между нами. Потому что ты мне нравишься. Очень.

Последние слова он произнёс почти шёпотом, но в тишине амбара они прозвучали громче грома.

Их взгляды встретились и сцепились, как два магнита. Они смотрели друг на друга, не замечая, как постепенно стихает буря за окнами, как всё реже вспыхивают молнии, как дождь превращается из сплошной стены в отдельные капли.

Илиран медленно отложил чертежи и сделал шаг к ней. Эйлани не отступила. Расстояние между ними сократилось до нескольких дюймов, и теперь можно было считать каждую ресничку, видеть, как дрожат губы от волнения.