Книга Вероника. Дом там где сердце, страница 68 – Людмила Вовченко

— Я вас слушаю, господа. Только учтите: картина не продаётся. Она останется в семье. — Он был жёсток, но в его голосе была странная усталость.

Вероника сделала шаг вперёд:

— Мы даже не просим продать. Мы хотим предложить другое — её сохранить. Время меняется, а утерянные шедевры заслуживают не просто забвения. Мы готовы предложить взаимную выгоду.

— Деньги? — он усмехнулся.

— Больше. Память. Историю. Имя, которое останется в музее навсегда.

Старик задумался. Макс, скрестив руки на груди, лениво наблюдал. Эван подошёл ближе и добавил:

— Мы знаем, что она у вас. Настоящая. Но копия, которую мы оставим — будет не хуже. Мы не воры. Мы — проводники.

* * *

Позднее, в номере, Вероника упала в кресло и зарылась лицом в подушку:

— Боже, я чуть не сгорела от страха.

— Ты была блистательна, — отозвался Эван, подходя ближе. Его голос был тих, как прикосновение. — И убедительна.

— Слишком убедительна, — Макс швырнул на стол карту города. — Я бы с таким голосом отдал не только картину.

Вероника вспыхнула:

— Что вы оба хотите доказать?

Кристалл вздохнул:

— Что ты им обоим нравишься, дурочка. Даже камень это понял.

Они все замолчали. И только за окном Петербург продолжал дышать снегом и временем, скрывая под ледяной коркой множество тайн.

Глава 47.

Картина прошлого и тень воспоминаний

Вечер в доме начинался как обычно — золотой свет ламп ронял блики на паркет, в чайной комнате пахло бергамотом и мёдом, а Вероника листала старинный альбом с копиями работ русских художников, который, как оказалось, появился в доме вместе с очередной заявкой на задание. Но вечер не обещал быть спокойным.

Кристалл, трепещущий в воздухе над пьедесталом у Кодекса, загорелся мягким фиолетовым светом и с лёгким раздражением заговорил:

— Опять эти коллекционеры! Что на этот раз? Монета с Троей? Кинжал Клеопатры?

— Нет, — вздохнула Вероника, скользя пальцами по странице. — «Рыцарь на распутье»… Васнецов. Но не музейная версия, а черновой вариант, сделанный до окончательной картины. Считается, что он утерян, но, судя по приложению к заказу, на самом деле он попал в частную коллекцию купца Корнилова в девятнадцатом веке.

Кристалл иронично фыркнул:

— Ага, конечно. И, как всегда, просто сходить, попросить и получить.

— Не совсем, — сказала она, поднимая глаза. — Коллекционер не в восторге от идеи отдавать картину музею. Нам придётся уговорить его — легально. Или предложить обмен.

Макс, появившийся из библиотеки в серой рубашке с расстёгнутым воротом, посмотрел на неё с интересом:

— Девятнадцатый век. Пушкин жив, Толстой ещё не написал «Анну Каренину». Прекрасная эпоха. Но скучная. Мужчины пьют, женщины хандрят. — Он усмехнулся. — Ты готова к бальным платьям и длинным перчаткам?

— Я никогда не готова к корсетам, — отрезала Вероника. — Но да, мне интересно. Всё, кроме хандры и морали.

Эван молча стоял у окна, наблюдая за закатом. Лондон тонул в туманной дымке, и на фоне розовато-серого неба его профиль казался выточенным из мрамора. Он обернулся, когда загорелся свет оповещения от Кодекса.

— Кстати, — сказал он тихо, — если мы отправимся в тот период, стоит быть осторожными. У Корнилова, по слухам, есть связи с… одной дамой. Очень опасной и до ужаса обаятельной.

— О да, — усмехнулся Макс. — Мы с Эваном… пересекались с ней. Восхитительно стервозная. Милая Элизабет, если я не ошибаюсь?