Книга Верхняя земля для дроу, страница 22 – Людмила Вовченко

— Верхняя земля большая, — говорю ровно. — Обычно те, кто не приглашён, выбирают другую поляну.

— Лана, — тянет жемчужная, и голос у неё мёд на холодной ложке. — Я — леди Сарайн. Слышала, ты взяла… интересного юношу. С родословной. Я пришла посмотреть, как ты обустраиваешься.

Вот и имя. Не «Иллена», не наша союзница-мать — чужая. Та самая, что метила на сына. На моего невозмутимого Каэля, который сейчас стоит у меня за плечом и держит спину прямо, как на смотрах.

— Смотреть — бесплатно, — улыбаюсь. — Давать советы — за плату. А указывать — запрещено.

— Остро, — оценивающе тянет Сарайн. Её напарница молчит, но отмечает всё глазами: кристаллы, ограду, зверей. — У тебя хорошее место. Жаль будет, если оно сгорит.

— У нас феникс на крыше, — вежливо киваю я в сторону нашей огненной птицы. — С пожарами он на «ты».

Феникс тянет крыло и сыплет искрой — ровно одну, игриво. Сфинкс лениво поднимается и делает шаг вперёд, становясь между леди и нашим домом. Вивернолань, не меняя лица, двигается так, чтобы прикрыть источник.

Сарайн улыбается и, как ни в чём не бывало, достаёт из рукава маленький свёрток. Риан делает полшага — я поднимаю ладонь: «Не надо». Беру. Разворачиваю. Внутри — тонкая полоска кожи с тиснёной руной «послушание».

— Подарок, — говорит она. — На память о традициях. Не забывай, кто ты. И что мужчины — вещь, а не совет.

Я смотрю ей в глаза. Сиреневое солнце бросает на её лицо отцвет — она очень красива, прекрасна, как статуя, и такая же холодная.

— Спасибо, — говорю я сладко. — В нашем доме кожаные полоски идут на переплёты книг. В библиотеке.

Её улыбка трескается на долю секунды. Достаточно. Они уходят. Вместе с ними уходит запах чужих благовоний — вязкий, навязчивый. На траве остаётся лёгкий след. Дом за моей спиной вздыхает. Я завязываю полоску узлом, бросаю в ведро с водой. Кожа шипит, руна плавает, будто живое насекомое, и медленно растворяется.

— Она вернётся, — спокойно произносит Каэль. Ни злости, ни страха — чистый факт.

— А мы будем готовы, — отвечаю. И слышу, как Риан выдыхает, будто принимает моё «мы» как клятву.

«Шёпот дерева, жар кожи и звон кристалла»

Под вечер Даг попросил меня в сад. Нет, он не говорит, но если ты живёшь в живом доме, быстро понимаешь язык скрипа ступеней, едва слышного гула в стенах, мимолётного тепла под ладонью. Я прижала пальцы к перилам — древесина пульсировала, как артерия.

— Тебе больно? — шепнула.

Ответ — лёгкий толчок. На северной стене, где Ардан ставил опоры ограды, в коре проступила тонкая, как волос, трещина, тянулась под обшивкой. Я провела ногтем — на подушечке пальца осталась тёмная пыль.

— Метка, — сказал Риан, оказавшись рядом неслышно. — Слабая. Чужой кристалл. Они проверяли, насколько дом… жив.

— Дом жив, — шепнула я и положила обе ладони на стену. — И дом — наш.

Феникс в это мгновение взлетел, распластал крылья, и мягкая волна тепла прошла по фасаду. Садовые кристаллы отозвались зелёным мерцанием. Трещина стянулась, как запаянная рана.

— Спасибо, — сказала я — дому, фениксу, мужчинам. Себе.

* * *

Ночью мы сидим на веранде без костра — в небе и так светло. Я в лёгком халате, волосы распущены; кожа остывает после дня, но руки всё ещё помнят горячее дерево, шершавые камни, упругие мышцы Риана на тренировке. Я не делаю вид, что не замечаю, как они на меня смотрят: Каэль — с тихим восхищением, будто я редкая книга, которой боишься повредить; Ардан — с прямотой огня, готового стать очагом; Риан — сдержанно, но каждый его взгляд — как стальной крюк: зацепит, потянет, выведет на свет.