Книга Верхняя земля для дроу, страница 27 – Людмила Вовченко

Снизу, у воды, послышался мягкий плеск. Вивернолань пришёл попить, поднял голову к нам и, кажется, кивнул. Феникс вспыхнул на мгновение, в воздухе поплыл тёплый золотой лепесток — и сел мне на ладонь. Я засмеялась, и смех шевельнул ветви Дага.

— Завтра начнём «операцию Переселение приличных», — сказала я уже деловым тоном. — Иллена, твои списки. Риан — маршрут и охрана. Ардан — «тихие» тропы и отвлекающие костры, если понадобятся. Каэль… ты со мной. Мы объясняем, что такое контракт и дружба.

— Дружба, — повторил он, и это слово легло между нами уверенно, как доска в крепком настиле.

Дом тёпло вздохнул. Мы впервые легли спать без ощущения, что нас смотрят. И впервые за долгое время я уснула без «если что» на кончике языка.

«Дорога для своих, или как строят тропы свободные»

Ещё до рассвета мы были в пути. Сиреневое солнце только касалось горизонта, голубое ещё пряталось — воздух хрустел, как яблоко. Шли «двойками», как договаривались: Риан со мной — впереди, Иллена с Арданом — на полкорпуса позади, Каэль — «маяк» на гребне, чтобы вовремя подать знак. Феникс делал круги, сфинкс шёл своим ходом — «я просто гуляю», — но держался в линии.

Первым был Эрин — бывший лечец из квартала Мокрых ступеней. Внизу он чинит чужие кости, а его собственная жизнь трещит, как тонкий лёд. Серая прядь в волосах, спокойные руки. Он не спросил «почему», спросил «когда и где работать».

— Здесь, — ответила я. — С нами. Условия — вслух: договор на год, жильё, доля урожая, право голоса в спорах, право сказать «нет».

Он улыбнулся — редко и очень тепло.

— «Право сказать „нет“», — повторил. — Я давно такого не слышал.

Потом были двое стражей с Верхней линии — близнецы Нэр и Норан: молчаливые, плечистые, с одинаковыми шрамами на скулах. «Мы не красивые речи, мы — руки», — представились они, и я только кивнула: иногда именно таких рук не хватает дому, чтобы стоять.

К полудню мы привели их на поляну. Дом Даг медленно расправлял плечи, ограда сияла зелёными глазками кристаллов, вода в источнике была холодна, как благословение. Сняли ошейники — без барабанов, без речи, но с тем же светлым щелчком свободы. Я видела, как спины становятся прямее, как взгляд меняется — уходит ждать и приходит делать.

— У меня есть кое-что ещё, — сказала Иллена, когда мы вернулись на веранду. Она достала из дорожной сумки узкую резную шкатулку. — Кулон-маяк. Редкая вещь. Его можно «привязывать» к именам. Если кто-то из наших потеряется, кулон даст свет в нужном направлении — даже здесь, наверху, где магии нет. Это свет привязки, не сила.

— Мы не теряем своих, — ответила я, надела кулон и почувствовала лёгкий, чистый холодок у ключиц.

С закатом пришло короткое письмо. Не чёрная жемчужина — полупрозрачная тонкая пластина, пахнущая мокрым камнем. Строчки тянулись ровно, как резцы по стеклу:

Вы быстро. Посмотрим, сможете ли — долго.

Подписи не было. Запах — чужих благовоний — угасал на ветру.

— Она злится, — сухо заметил Риан. — Значит, живёт.

— Значит, мы — тоже, — ответила я.

Мы разлили по маленьким чашкам настой из лунной мяты; феникс дремал на коньке крыши, сфинкс носил «патруль», вивернолань, как огромная кошка на длинных ногах, улёгся у ворот и время от времени косил траву.

— Завтра — храм, — сказала я наконец. — Не за советами. За освящением дороги. Мы строим тропу для тех, кто умеет дышать. Пусть это слышит и Мать.