Книга Гарем для сестры султана, страница 17 – Людмила Вовченко

Джасултан наконец оторвала взгляд от огня:

— Сегодня Валиде переступит ту самую черту, за которую нет дороги назад.

— Она думает, что уже выиграла, — хмыкнула Лейла. — Она пригласила тебя завтра на утренний чай.

Знаешь, что это значит?

— Да, — усмехнулась Джасултан, убирая кинжал в пояс. — Завтрак будет… последним. Только не для меня.

* * *

План был прост.

Но для Востока простота — это всегда лишь тонкий слой над ядом.

Валиде намеревалась подсыпать Джасултан особый порошок — редчайший яд, известный лишь избранным травницам.

Но Лейла, словно опытная актриса, уже заменила его на своё зелье — старинный состав, вызывающий временный паралич, но не убивающий.

Человек, выпивший его, терял голос и контроль над телом, оставаясь в сознании.

— Ты уверена? — спросила Джасултан, когда они в последний раз проговаривали детали.

— Уверена, султанша, — ответила Лейла, её янтарные глаза полыхали ночным огнём. — Она станет твоей игрушкой. Прямо во дворце. При всех.

* * *

Утро наступило, как всегда, золотым и ленивым.

Но весь гарем уже знал: сегодня решится судьба.

Все чувствовали это — от наложниц до евнухов.

Джасултан вошла в покои Валиде, словно шла на праздник, вся в золотом, с высоко поднятой головой.

Валиде сидела на возвышении, окружённая дамами, и улыбалась с той самой маской материнской добродетели, под которой прятались клыки.

— Сестра султана, — медленно произнесла она, как кошка, играющая с мышью, — какое счастье видеть тебя такой… здравой после всех событий.

Джасултан легко присела на подушки, глаза её искрились от внутреннего смеха.

— О, я всегда прихожу в себя быстро, Валиде. Особенно, когда знаю, что судьба улыбается мне.

Слуги внесли чай.

Чаши были уже подменены Лейлой.

Когда Валиде, как полагается, первой пригубила напиток, Джасултан склонила голову чуть ниже, не сводя с неё взгляда.

— За мир, который мы сегодня заключаем, — промурлыкала она.

Валиде лишь усмехнулась и выпила.

Прошло ровно пять вдохов.

И Валиде изменилась на глазах.

Её лицо побледнело, губы задрожали, она попыталась встать — но тело больше её не слушалось.

Чашка выпала из рук, разбившись на мраморном полу.

И вот она уже безмолвна, бездвижна, только глаза метались по комнате, полные ужаса.

Джасултан встала, медленно, изящно, как истинная султанша.

— Ах, милая Валиде, — её голос был тих, но в нём звенело наслаждение, — ты всегда говорила, что женщины должны бояться. Что мы должны склоняться перед тобой.

Она подошла ближе, в её движениях была мягкость пантеры, готовой к прыжку.

— Но, видишь ли… теперь бояться будешь ты.

Гарем замер.

Все женщины смотрели с открытым ртом, никто не осмеливался даже шевельнуться.

Джасултан нагнулась к Валиде, едва касаясь губами её уха:

— Ты останешься в этом теле. Немой. Беспомощной.

Ты будешь видеть, как я забираю твой дворец, твою власть, твоих людей.

И никто не посмеет тебе помочь.

Потому что теперь я — Валиде.

* * *

Вечером весь дворец узнал: Валиде-султан тяжело больна.

Все лекарства бессильны, все лекари — в отчаянии.

И единственной, кто проявил «милосердие» и взял её под свою защиту, стала Джасултан.

— Ради уважения к её прежним заслугам, — сказала она с фальшивой скорбью, сидя на приёме.

— Гарем должен быть сплочён.

Женщины гарема, потрясённые, теперь склонялись перед ней, как перед новой королевой.