Книга Гарем для сестры султана, страница 66 – Людмила Вовченко

Которого в нашем мире просто не существует.

И я понимаю — это всё было.

Ты была.

Я помню, как боялась.

Как ты закрыла меня за своей спиной.

Ты ничего не сказала. Просто стояла — и это было сильнее любых слов.

Потом ты протянула мне теплый кусочек лепёшки.

И пошутила:

«С хлебом — даже предательство проглатывается легче.»

Я засмеялась. Словно впервые за много лет.

Я вернулась.

Ты осталась.

Мне дали шанс, я его взяла.

Я делаю, что могу — учу.

Без магии.

Но с верой.

Когда девочка, которую отдали в приют после войны, впервые рисует небо, я смотрю в её глаза и вижу:

ты бы обняла её.

И сказала — да, ты можешь.

Иногда мне снится, как я возвращаюсь.

Ты машешь мне рукой с балкона.

На тебе белый халат.

Ты в нём — как свет.

И я снова двенадцать.

И снова не боюсь.

Если когда-нибудь откроются Врата —

я не вернусь.

Я пошлю тебе ту, что готова.

Сильную.

Злую и раненую.

Такую, какой ты была.

И ты, я знаю, примешь её.

Как когда-то — меня.

С любовью.

Т.

Джасултан. Просто ночь

Иногда я просыпаюсь от того, что всё… слишком тихо.

Нет криков.

Нет магии.

Нет интриг, нападений, шпионов.

Нет необходимости быть сильной.

Только я, шелковая простыня, аромат кофе и его дыхание у моего плеча.

Он спит беспокойно. Всегда.

Как будто даже во сне не может поверить, что я здесь.

Что я осталась.

Иногда я не верю сама.

Я ведь пришла туда, чтобы убежать от всего.

А осталась, потому что впервые в жизни стала собой.

Хатидже говорит, что я спасла её не от смерти, а от равнодушия.

Роксолана утверждает, что, не будь меня, она бы так и осталась слишком острой, слишком упрямой, слишком одинокой.

Но я…

я думаю, что они спасли меня.

Своей нежностью, своими язвами, своим знанием — что даже самые грозные женщины плачут ночью, когда никто не видит.

В Академии вырос сад.

Мы посадили его в день памяти всех, кто не дошёл.

Я сажала белый цветок.

А девочка, которую спасли из цепей — синий.

А та, что прошла через огонь — оранжевый.

Теперь этот сад — живая карта нашей истории.

Иногда я хожу туда одна.

Снимаю обувь.

И просто иду босиком по пыльной дорожке.

Без короны.

Без имени.

Без титула.

Просто женщина.

Просто я.

И шепчу:

— Я — здесь.

— Я выбрала.

— И больше никогда не стану меньше, чем могу быть.

Летопись Востока: Песня о Джасултан

Записано мудрецом Джаббаром ибн Ясимом. Переписано через двести лет.

'Во времена, когда звёзды были ближе,

и души — горячее хлеба,

с небес спустилась Она —

и не сломалась,

не ушла,

не забыла,

а осталась.

Имя её было Джасултан —

и значило оно:

«Та, что освещает путь сквозь ночь».'

Говорят, она пришла из мира, где забыли, что женщина — это не сосуд, а пламя.

Она несла смех и меч, песню и слово.

Её магия была не в заклинаниях,

а в том, как она смотрела на других.

Она не победила злом.

Она победила милостью, которая резала сильнее клинка.

Хатидже называла её «сестрой, которую мне забрали в детстве».

Роксолана — «единственной женщиной, чьё мнение я искала».

А другие говорили просто:

«Когда она рядом — ты хочешь стать лучше, а не сильнее.»

После неё Академия перестала быть местом для избранных.

Она стала местом, где каждый мог научиться выбирать себя.

Говорят, в ночь, когда она умерла (или ушла?) —

звёзды падали семь раз.

И каждый раз звучал женский голос:

'Я с тобой.

Я была.

И я есть.

Всегда.'

А в пыли, у врат Академии, нашли надпись:

'Ты не обязана быть великой.

Ты просто обязана быть собой.

И этого — достаточно, чтобы переписать мир.'