Книга Фельдшер-как выжить в древней Руси, страница 77 – Людмила Вовченко

Она вздохнула.

— Хорошо. Но с одним условием.

— Уже? — удивился он. — Ещё даже согласия не дал, а условия есть.

— Я — врач, — напомнила. — У нас это профессиональное: без условий никаких сделок.

Условие простое. Ты не смеешь называть мою работу глупостью. Никогда. Даже если не понимаешь, что я делаю. Даже если боишься. Даже если приказная изба будет смотреть на тебя волчьими глазами.

Добрыня посерьёзнел.

— Не назову, — сказал он. — Даже если она меня раздражать будет.

— Кто? — уточнила Милана. — Моя работа или приказная изба?

— Вся жизнь, — усмехнулся он.

Она протянула ему руку.

— Тогда у нас договор.

Он, не как воевода, а как простой мужик, взял её ладонь и прижал к губам.

— Договор, — повторил.

Где-то сзади возмущённо взвизгнула Домна:

— А ну! Кто мне тут на крыльце целуется без благословения батюшки⁈

Милана и Добрыня так синхронно отпрянули друг от друга, что коза, проходившая мимо, испугалась и прыгнула в сторону.

— Домна, — простонала Милана, — ты как всегда в нужное время и в нужном месте.

— А что, — гордо ответила та. — Я у вас как звон набатный: чтоб совесть не дремала. Ну так что, батюшку звать когда? У него кадило не простоит.

* * *

Свадьба получилась не то чтобы пышной — но громкой, живой и невероятно пахучей.

Пахло всем: свежим хлебом, медовухой, печёными корнеплодами, дымом от костров, праздничными рубахами, сушёными травами, которыми Милана в последний момент заставила всех опрыскаться «для профилактики», и лёгким запахом нового мыла — в честь торжества она сварила особую партию, «с лаврушкой».

— Это ж дорогое зелье, — шептал восторженно Семён, нюхая мыльный кусок. — С лавровым листом! Это ж чуть не царский запах!

Батюшка крестился так от души, будто хотел одновременно благословить и защитить от всей возможной глупости разом.

— Раб Божий Добрыня, — звучало под сводами маленькой, но светлой деревянной церквушки, — берёшь ли ты в жёны рабыню Божию Милану, вдову, лекарку, с юродством и мылом?

— Беру, — серьёзно сказал он.

— Раба Божья Милана, — кротко, но с лёгким интересом в глазах спросил батюшка, — соглашаешься ли ты стать супругой сего мужа, с его ранами, заботами, приказными, деревней и прочими приложениями?

— Соглашаюсь, — ответила она. — Но при одном условии.

Батюшка вздохнул:

— Ты одна у нас на всё село, кто умудряется условия в венчании ставить.

— Соглашаюсь, — повторила она мягко, — если Господь не против немного мыла и бани в придачу.

— Думаю, Он не против, — хмыкнул священник. — У Него там, говорят, тоже чисто.

Пелагея стояла рядом с Миланой, аккуратная, гордая, чуть прикусив губу, чтобы не плакать слишком заметно. Когда батюшка надел венец на голову её матери, девочка шепнула:

— Мамка… ты красивая.

— Это потому, что я вымылась, — шепнула в ответ та. — Запомни: чистота — половина успеха личной жизни.

— А вторая? — поинтересовалась Пелагея.

— Упрямство, — ответила Милана. — Без него замужем скучно.

Добрыня услышал краем уха, усмехнулся так, что свечи на миг дрогнули от его тихого смеха.

* * *

После венчания деревня праздновала так, как будто не просто свадьба случилась, а налоги отменили.

Столы ломились по-своему: каши, пироги, жареная рыба, солёные грибы, медовуха в глиняных кружках. Прасковья под бдительным взглядом Миланы бегала между печью и столом, подсовывая всем горячее и гордо повторяя: