Книга Фельдшер-как выжить в древней Руси, страница 80 – Людмила Вовченко

Она вдруг очень ясно почувствовала: да, дверь назад есть. Где-то. Тонкая, невидимая. Может быть, однажды ночью ей опять приснится сирена, свет фар, треск металла. Может быть, кто-то там, в том мире, до сих пор лежит в коме и ждет.

Но она поняла и другое: если дверь туда откроется сейчас — она не пойдёт. Потому что там её ждёт только продолжение старого долга. А здесь — новая жизнь. И люди, которые без неё пока не справятся.

И он, который никогда не признается, что без неё — тоже.

Дверь сделала щёлк — и открылась.

— Ты куда сбежала, лекарка? — спросил Добрыня, стоя на пороге, босой, с растрёпанными волосами, в рубахе с криво зашитым рукавом (её работа, да).

— От тебя, — лениво ответила она. — Надо же иногда отдыхать от твоего смирения.

Он вышел, сел рядом, ноги вытянул, как мальчишка.

— Думал… — сказал, — ты по старой привычке на вызов куда-то уехала.

— Уехала, — кивнула. — В новую жизнь. Смотри, вот она: баня, колодец, коза, ребёнок, мужик на крыльце. Симптомы налицо.

— Диагноз? — прищурился он.

Она облокотилась на его плечо.

— Диагноз: хроническое счастье. Течение волнообразное, обострения при каждом твоём ступоре на ведре.

— Прогноз? — не отставал он.

— Благоприятный, — усмехнулась. — При условии соблюдения режима: баня — раз в неделю, мыло — каждый день, поцелуи — по требованию врача.

— Часто буду болеть, — пообещал он.

— Я на это надеюсь, — ответила она.

За их спинами шуршала просыпающаяся деревня. Уже кто-то ругался на козу, кто-то загонял детей умываться, кто-то шёл к новому нужнику, гордо неся в руках кочан капусты «на подумать».

Пелагея выскочила из избы, растрёпанная, босая, радостная.

— Мамка! Воевода! — крикнула. — Вы что, уже работаете?

— Всегда, — хором ответили они.

Она подбежала, плюхнулась им между колен, обхватила обоих руками.

— Тогда я тоже буду работать, — объявила. — Я же… дочка фельдшера и воеводы. Мне положено.

— Положено, — согласилась Милана.

— Ещё как, — подтвердил Добрыня.

И в этот момент всем троим вдруг стало так спокойно, как бывает только тогда, когда понимаешь: ты наконец дома. Не в квартире, не в эпохе, не в прописке, а в том месте, где можно быть собой — со всеми своими шутками, шрамами, прыщами, страхами и любовью.

Даже если вокруг — XVII век, Русское царство, подозрительные дьяки, непонятные приказы и вечная коза под ногами.

Иногда, чтобы выжить, нужно не чудо. Нужны баня, мыло, чистая вода и человек, который скажет:

— Я с тобой.

И останется.

Глава 16.

ЭПИЛОГ

(Десять лет спустя)

Вечер в Гремячево опускался мягко, как тёплая шерстяная шаль, которую заботливо вынимают из сундука только для родных. Солнце тянулось по крышам длинной золотой полосой, и казалось, что деревня дышит ровно, глубоко, размеренно — как человек, который наконец-то научился жить, а не выживать.

Милана стояла на крыльце новой усадьбы — большой, крепкой, ухоженной. Дом, который когда-то был запущенным склепом с древними сундуками и забитой печью, теперь превратился в место, где пахло хлебом, травами, свежим мылом и смехом.

Она держала на руках маленький свёрток.

Свёрток шумел.

— Ма-а-а-ам! — вытянул из себя свёрток голос. — Он меня за косу хватил!

— Я не хвател! — возмутился второй голос, но уже с пола. — Это она первая кинула в меня ложку!

— Она? — Милана приподняла бровь. — Или ты?