Книга Обелиск, страница 59 – Полин Герц

Грубиянка, оставившая нежную юность далеко позади, уставшая, выжатая до капли, поначалу она спрашивала себя, что такого находят мужчины в бесстрастно нахальном лице и безжизненном взгляде куда-то мимо и сквозь. Но вскоре перестала удивляться – только закатывала глаза, кривила губы и качала головой на очередное предложение о свидании.

Простые правила – никаких обещаний и обязательств, выработанные за годы проб и ошибок, дали осечку лишь раз: Уиллис был хорош настолько, что она позволила себе забыть о пустоте и дать слабой надежде на нечто большее пустить робкие корни. Но ждать урожая от выжженной почвы глупо, и спустя пару лет томительных и тщетных попыток взрастить чувство, о котором слагают легенды и поют песни, сдалась окончательно. Взяла маркер поярче и поставила жирный крест на будущем, в котором есть маленький домишко в пригороде, зеленая вылизанная лужайка и белый заборчик, за которым высится надувной городок для беззубых отпрысков. У нее вместо детской – просторный рабочий угол, вместо ровного газончика – пушистый ковер, на который было не жаль спустить месячную зарплату, вместо чердака, на котором так удобно хранить уже ненужные колыбели, – 4В.

Пустая, сколько она себя помнила. Пустая, как и она сама.

Уже нет.

Слезы успели высохнуть, но плечи упорно тряслись, отказываясь отпускать этот миг, потому что только он и остался – немое свидетельство утреннего чуда, что так быстро и бессмысленно кануло в ничто, хлопнув напоследок синей дверью.

Отпускать она умела, потому что другого выбора жизнь не дала. С легкостью отдавала на откуп ветру деньги, значимость которых так и не смогла понять, обрывала ставшие слишком обременительными связи, не оборачиваясь, прощалась с воспоминаниями, что начинали давить непосильным грузом.

Но это новое, едва появившееся чувство отпускать была не готова. И не оттого, что упрямство – второе имя: в сердце, сливаясь с венами, уже пульсировали тонкие корни. Те самые, в появление которых она давно перестала верить.

– Не в мою смену, – глаза уже закрыла привычная алая пелена. Нервно подскочив к выключателям, Элизабет проверила состояние переменного тока. Нестабильное электричество уже вернулось в спрятанные в стенах провода, а значит, и она должна вернуться в мир. Лежать в кровати, обнимая подушку в ожидании чуда, в планы не входило. – Пошли все к черту.

Привычным движением руки из потрепанного конверта аккуратно появился черный винил, иголка послушно встала на размеренно вращающийся кругляшок, и из динамика донеслись знакомые звуки. Пальцы торопливо пересчитали разметанные по дивану, креслу и ковру бумаги, складывая ровные стопки. Каталогизация – ужасное слово, описывающее самое паршивое занятие, но именно оно успокаивало лучше таблетки валиума и часа в позе собаки-вверх-задницей.

– Бардак в доме сулит только бардак в голове, – втолковывал маленькой Элизабет старик Боуз, устало раскладывающий по местам детские платьица, книжки в приторно ярких обложках и изрядно измученные мягкие игрушки. – Никогда не позволяй вещам захламлять твой разум.

Этот урок она запомнит навсегда, потому что знает – у дяди Пита в голове всегда порядок, а значит, он понимает, о чем говорит. С тех пор ни в ее комнате в старом поместье в пригороде, ни в общажной клетушке, ни в квартире 2В хлам не задерживался дольше, чем на день. Максимум, на два. Быстро найденный пульт разбудил маленького робота, и тот уже вовсю рыскал по полу, беспощадно поглощая пыль. Ту, что еще совсем недавно кружила над дрожащими плечами.