Книга Обелиск, страница 60 – Полин Герц

Уже нет.

Исполненные той силой, что всегда помогал найти в себе только гнев, плечи выпрямились, вытянулись струной, готовые взять на себя если не вес неба, то его половину как минимум. Злиться она тоже умела, и делала это виртуозно – давно научилась сжимать кулак и направлять ядовитую реку в нужное русло. Благодаря злости на идиотов-однокурсников и недоумков-профессоров, что посмеивались над неудавшимся врачом, с отличием закончила университет. Благодаря желчи, которая так и норовила брызнуть на кретинов-коллег, вырывала лучшие задания и с блеском писала колкие тексты, те самые, что захватывали и будоражили. Благодаря ярости добивалась. Билась. Побеждала. Раз за разом напоминая всему миру, что твердая фамилия, венчавшая статьи – не просто случайность, но судьба.

Но сейчас злиться было не на кого – только на себя: за растерянность, слабость и чертовы слезы, оставившие позорные соленые следы на раскрасневшихся щеках.

День возвращался в привычные границы – четкие. Крепкие, как вторая чашка кофе, который она сварила себе. Сама. Холодная вода отрезвляла, а пена, нарочно попавшая в глаза, убеждала, что слезятся те именно от мыла. Вот она – единственная причина.

Выйдя из душа, Стоун удовлетворенно окинула взглядом свою 2В – и пусть пуста, главное, что знакома, предсказуема, реальна. Бояться реальности было глупо.

– Добро пожаловать, – бросила она зеркалу и захлопнула шкаф.

Влажные волосы завязались тяжелым узлом на затылке, обнаженные руки укрыл мягкий свитер, а все еще трясущиеся после ледяной воды коленки спрятались в плотной джинсе. Экран ноутбука уже приветственно засветился, обещая исключительно-рабочее-воскресенье, когда по синему дереву осторожно постучали снаружи.

Нервно выдохнув, медленно встала, готовясь прикончить любого, кто осмелился потревожить покой 2В, и плевать, даже если он будет одет во все черное.

– Какого черта? – прошипела Элизабет, открывая дверь. – Какого, мать его, черта вам всем от меня вечно что-то нужно?

– И тебе доброго дня, Элли, – насупился стоявший за порогом Стерн. – Как всегда, само дружелюбие.

– Что тебе нужно? – пропуская обиженную ремарку мимо ушей, она облокотилась на косяк. – Отсрочку по аренде? – Сощурила глаза. – Билеты в театр? – Пальцы один за одним начали загибаться в кулак. – Или, может, тебе нужен сраный ключ от 4В, а Фил? Ну так знай, у меня его больше нет. – кулак попросился в полет до соседского носа.

Злость, бесспорно, хорошее оружие, но она, как и любой двусторонний клинок, ранит и своего хозяина, а потому под впившимися ногтями болезненно пульсировала кожа.

Сегодня ярость явно была направлена не в нужную сторону, и Стоун уже начала понимать, что четкие и крепкие границы были лишь жалким деревом, впопыхах посаженным в отчаянной попытке привести мысли в порядок. И сейчас неотесанные кривые стебельки засыхали ко всем чертям, рассыпались золой, пока ядовитые потоки дождей затапливали берега. Безусловно, именно Стерн был виновен во всех ее злоключениях, ведь именно он потревожил ее в полночь второго февраля, приведя в дом 118 на Грин-стрит облаченного в черный человека-без-имени. Никаких сомнений – именно Стерн виноват в каждой из горьких слез, что пролились сегодня утром на ее руки, когда человек-с-чужим-именем покинул 2В, оставив хозяйку растерянно вертеть в руках чашку. Но заслуживал ли Стерн сломанный нос? Это вряд ли.