Книга Там, где нас нет, страница 655 – Альвин Де Лорени

Вечерами я сидел с Аделькой и Эльфи и под моим руководством они учили уроки. Учился и сам — программа была достаточно нагруженной: чтение, чистописание (!), немецкий язык, математика — туда попадали и арифметика и алгебра с геометрией, естествознание — куда входили сведения об окружающем мире, аналоги наших физики, химии, ботаники и зоологии, география, физкультура, включающая плавание — дети под надзором учителей ходили на море, на специальный пляж, где их учили плавать, прям реально, со сдачей зачётов на время (!), домашнее хозяйство для омег, и что-то там столярно-слесарно-кузнечное для альф, рисование, пение, законы города, законы Великой Силы.

Программа обучения была составлена с истинно немецкой педантичностью, а суровые преподы никаких скидок не делали, требуя от детей достижения контрольных показателей и безупречной сдачи промежуточных экзаменов. Достаточно сказать, что в школе применялись телесные наказания для неуспевающих и нарушителей порядка, а на второй год оставляли только в путь.

Оценки пятибалльные — плохо (кол, т. е. единица), неудовлетворительно (двойка), удовлетворительно (тройка), хорошо (четвёрка) и отлично (пятёрка).

В первый же день Аделькин журнал ученика (так назывался дневник) украсился колом по поведению, а меня, как опекуна и сюзерена, вызывали на следующий день к учителю чтения и письма, записку от которого в дрожащих ладошках подал мне виновник.

— Объяснитесь, Аделаид Венцлау, — поднял я голову на омежку, прочитав записку, написанную каллиграфическим почерком за подписью господина Гризелда Босвейла, учителя чистописания, немецкого языка и литературы — для большего воздействия я сразу перешёл на «вы», увеличивая, таким образом, расстояние между мной и омежкой.

— Он… оме, это… — Аделька шмыгнул носом, — мы… я… сидел, а Эрих начал рассказывать, как они с отцом рыбу ловили, а я тоже у моря жил, ну и сказал ему, что сёмга у нас там в море вот такая, — Аделька растопырил руки широко как только мог, — а там, Мили этот, ну, и заныл он, что ему слушать мешают, а Эрих ему щелбан дал, а тот наябедничал… Эриху по заднице прилетело пять раз, а меня за ухо… А Мили мне язык показал… Ну… вот… — вывалил на меня Аделька перипетии произошедшего.

— Так-так… Угу… Хм… так значит вам, Аделаид Венцлау по заднице не прилетело? — начал я расследование происшествия.

Аделька отрицательно помотал головой, Сиджи и Ют хихикнули, Эльфи же молчал, насупившись — так-то он тоже теперь школьник и кто его знает, что взбредёт в голову оме, вдруг тоже отправит за парту с малышнёй сидеть?

— А ухо? За которое ухо учитель-то схватил?

— Вот, оме, — Аделька подсунул мне для осмотра ушко, казавшееся чуть больше чем другое, — вот за это схватил. Больно, оме!

— Тебе больно было? — вроде бы с сочувствием спросил я.

Эльфи, зная меня, тут же просёк нехорошую интонацию, а Аделька, рассказывая о суровом учителе и вываливая на меня жалостливый рассказ о понесённом ущербе, широко раскрыл глазёнки, смотревшие на меня снизу вверх, и подвоха не чувствовал.

— Да-а, оме, так больно… А за что? Я ведь ничего не сделал.

— Ничего? Вот, прямо-таки, вы совсем ничего не сделали?

— Ага… — глазищи Адельки наполнились слезами — так ему было жалко себя из-за учительской несправедливости.

— А скажите мне, Аделаид Венцлау, о чём во время вашей столь содержательной беседы с Эрихом рассказывал учитель?