Книга Там, где нас нет, страница 933 – Альвин Де Лорени

Мы присели на диванчик и я, взяв пальчики целителя в свои руки, начал что-то ему рассказывать о том, как я проводил свои дни на тропическом острове в далёкой лагуне, и где так и отмачивался биландер — срок его извлечения из воды подходил к концу, я даже название ему придумал — «Иван Фёдорович Крузенштерн» — смертельное в произношении для местных немцев (круче только Гжегош Бженчишчикевич, но где я и где сраная Польша?). Как говорится — человек и пароход. Самое подходящее название — в стиле оме Ульриха. И, что важно, никто не догадается. Зарегистрирую его в портовом реестре, подремонтирую и можно отправляться в путешествие по союзным Лирнессу островам в Срединном море. Вот каникулы в Схоле настанут и поплывём всей толпой. Вон и Лисбета с собой возьмём. С Лизелотом. Пусть развеются.

Чья-та тень накрыла нас — люстры висели по центру зала, а мы сидели у стены.

— Оме, позвольте вас ангажировать… — молодой альфа, искусник, судя по всему стихийного направления, кто-то из выпускников этого года (я его видел в аудитории на своих лекциях), склонился в учтивом поклоне перед нами. Мы заболтались и не услышали как начались танцы.

Речь, само собой, могла идти только о Лисбете — танцевать с альфами я не собираюсь! Категорически!

Да даже если бы я и высказал такое желание — то партнёра мне пришлось бы искать под угрозой четвертования — это как минимум. Что поделать — моя слава бежит впереди меня. Оме Ульрих по-прежнему страшен для большинства жителей города и обитателей Схолы. Даже искусники шарахаются.

Лисбет вспыхнул и затравленно посмотрел на меня.

Иди, мой хороший, иди, развейся — внушаю я ему, чуть сжав тонике пальчики и навешивая на него чуточку сферы комфорта. Лисбет с неохотой подчиняется, а я с удовольствием провожаю пару взглядом. Невысокий Лисбет не достаёт альфе даже до плеча, но, тем не менее, они очень выигрышно смотрятся и я чувствую в груди укол ревности. Танцы, как и в прошлый раз, начались торжественным медленным бас-дансом. Первую пару в этот раз составили ректор Схолы с супругом, вторая пара — глава Совета, тоже с супругом. Ярко освещённый зал, украшенный и цветными окнами с витражами, и длинными цветными портьерами из толстого жаккарда с причудливым узором и, как калейдоскопом, переливающимися нарядами гостей, блеском золота и драгоценностей, полон шума от более чем тысячи присутствующих, шарканья ног, смеха, звона бокалов, разносимых расторопными прислужниками и торжественная музыка взлетает к невообразимо высоким расписным сводчатым потолкам.

Сверкая лысиной, мейстер Ганс старается на хорах, изредка заглядывая через плечо, чтобы увидеть знаки сенешаля Совета. Вот и прогресс. После моего концерта мейстер дирижёр работает только лицом к оркестру. А до этого стоял спиной.

В высоченном зале потрясающая акустика и малейший звук с хоров достигает уха слушателя без искажений.

А для концерта, помнится, мы специальную сцену делали. Я, загипнотизировав сенешаля, потребовал под своё культурно-массовое мероприятие отдельный зал. Поменьше этого, но не менее высокий. Такой отыскался. В бело-сине-голубых тонах. Окна мы задрапировали толстой тёмной тканью. Вернее, я сделал римские шторы, закручивая ткань вокруг шестов и подвязывая этот свёрток почти под потолком. Естественно, всё телекинезом. Опускались они, картинно падая с огромной высоты и плавно развиваясь до самого пола. Слышал потом, что кто-то из омег-супругов потребовал себе такие же. Вот прислуге мороки будет!