Онлайн книга «Там, где нас нет»
|
Встаёт омежка со светлыми волосами ниже плеч, голубые глаза его настороженно смотрят на меня, он чуть запинаясь, отвечает тонким голоском: — C-caroline Singer, ome (К-каролин Зингер, оме)… Я встаю и медленно подхожу к старосте. Останавливаюсь рядом с ним и, глядя сверху вниз на сжавшегося омежку, ухватив взгляд его больших голубых глаз своим взором, говорю прòникновенно: — Nomine me omnes praesentes (Назовите мне всех присутствующих)… Сила, — мечется сознание Каролина, — этот оме, он… он прекрасен! Ноздри омеги дрогнули, уловив божественно-чувственный аромат подошедшего к нему человека. Лицо Зингера залилось краской, а внизу заныло сладостно и тревожно. Он опустил головку, поводил пальчиком по крышке парты, заалев ещё больше, поднял глаза, стремительно наполнявшиеся слезами от избытка эмоций. Прекрасный оме с роскошными белыми волосами, раскинувшимся по плечам, так и смотрел на него сверху, губы его трòнула едва заметная улыбка, аура властности накрыла и старосту и сидящих за соседними партами целителей, аура силы и надёжности охватила, обняла, так, что Каролину захотелось прижаться к этому оме и никогда не отлипать. Мгновение, когда он смог почувствовать всё это, кончилось, надо было говорить и Каролин ломающимся голосом начал называть сокурсников. Каждый названный вставал и, выйдя из-за парты, делал книксен. Закончив, Каролин снова повернул голову к оме, так и стоявшему рядом с ним. Резко очерченные, безупречной формы губы оме, от которых омежка не отрывал восторженного взгляда, шевельнулись, дрогнули, произнесли: — Gratias tibi ago, ome Singer (Благодарю вас, оме Зингер)… Собственные губы Каролина стремительно приобретали чувствительность, так, что впору прикрыть их руками — до того ему захотелось прикоснуться ими к губам оме Ульриха. Тихо, едва слышно, только для него, желанные губы оме продолжили: — Sede (Садитесь)… Ох, как вкусно! Я не я буду, если вся аудитория эта не будет к концу лекции молиться на меня. Включая Оттолайна и Руди. Они все искусники. Целители. Им эмоции не настолько противопоказаны ибо они омеги. Существа эмоциональные по определению. Только Руди выбивается. — Viri, credo, opportunum fore arbitramur visionem meam medicinalem triam sic dictam adumbrare pro methodo vulneratos in coetus distribuendi secundum necessitatem consiliorum medicinalium et praecaventiae et evacuationis, secundum medicinae indicia et condiciones specificas… (Господа, полагаю, будет целесообразным изложить моё видение так называемой медицинской сортировки, как метода распределения раненых на группы по принципу нуждаемости в лечебно-профилактических и эвакуационных мероприятиях в зависимости от целительских показаний и конкретной обстановки…) Коротенько пробежался по цветным меткам для поступивших на сортировочный пункт раненых. — O viri, quis mihi signa mortis dicere potest? (Господа, кто мне назовёт признаки смерти?) Молчат. За мной по-прежнему неотрывно следят все глаза в этой аудитории, но пока вступать в диалог не готовы — что поделать, моя слава — мой крест. — Ome Ottoline, discipuli tui vivum ex mortuo narrare non possunt? (Оме Оттолайн, ваши ученики не могут отличить живого человека от мёртвого?) Эмоции десятника полыхнули недовольством. От Каролина Зингера потянуло желанием ответить и я тут же обращаю на него своё внимание: |