Книга Головы с плеч, страница 87 – Зои Хана Микута

Руки Хэтти повисли вдоль тела. Она упала на колени, и выражение мрачного удовлетворения исчезло с ее лица. Она смотрела на Икку, которая по-прежнему лежала на земле, придавленная коленом Каро, с ножом у горла.

– Она убила Иль-Хёна, – произнесла Хэтти ровным голосом.

Она просто констатировала факт. Но Каро догадалась, что смерть мужа все-таки немного расстроила ее – пальцы Червонной Королевы слегка подрагивали.

– О, вам будет не больно, если вы не станете думать об этом, – сказала Каро.

Это был лучший совет, который она могла предложить. Вообще-то, она не сильно огорчилась из-за Иль-Хёна. Возможно, теперь Хэтти будет больше внимания уделять ей, Кэресел, а ведь это неплохо, верно? Мысль была настолько неплохой, что Каро рассмеялась, забрызгав Икку синей жидкостью.

– Так что, отрубить ей голову, моя королева? – выдавила Каро между приступами хохота.

– Кэресел.

– Хорошо, хорошо^[31], онни, я знаю. Я просто пошутила. Баю-бай. – Последнее слово предназначалось для Икки, которая сразу поняла это и напряглась за миг до того, как Кэресел, поднявшись, ударила ее ногой по уху.

Голова темной ведьмы дернулась в сторону, и она отключилась. Кэресел очень осторожно сделала шаг назад, потом еще один. Она не была уверена в том, что сможет ограничиться одним пинком, если останется рядом.

Год 0090, Осенний Сезон

В живых остается 1089 Святых

Итак, дорогой читатель, для них настал один из худших моментов в жизни; они были уверены в том, что хуже быть уже не может.

Кэресел, испытывая боль во всем теле, вызванную магией, отпустила Икку. В молчании они вернулись в лагерь; не раз Каро думала, что, может быть, стоит взять Икку за руку, но не сделала этого. Ей мешали головы Святых. Ей мешали мысли, роившиеся у нее в голове и в голове Икки.

Икка, конечно, поняла, что Каро тоже собралась бежать, прихватив добычу, – еще до того, как увидела разрытый тайник, который она, Икка, предусмотрительно замаскировала, прежде чем уйти.

Прошло две недели. Лето закончилось, наступила осень. Они не охотились на Святых. Они разложили головы в ряд у костра, хотя птицы пытались добраться до тех, на которых еще оставалось мясо, они клевали, объедали его. Каро, спавшая беспокойным сном, просыпалась по ночам, ощущая их присутствие около хижины, и терпела жжение магии, чтобы сворачивать им шеи, не вставая. Птицы на завтрак, птицы на ужин. Они так и не сказали друг другу ни слова, и это молчание, разделявшее их, представлялось Каро в виде черной ямы, которая разъедает землю, становится все глубже, глубже, глубже.

Каро ненавидела себя, искренне ненавидела.

Поскольку спала она плохо, у нее было полно времени для того, чтобы исследовать это новое чувство, пустившее корни в ее душе, наблюдать за ним. Она наблюдала за тем, как больше не хочет шевелиться, трогаться с места. Она наблюдала за тем, как собственная магия начинает вызывать у нее отвращение, как ей хочется кричать и плакать, когда она чувствует ее пробуждение. Она наблюдала за своим желанием умереть. Ей хотелось, чтобы какой-нибудь Святой вломился в их шалаш, хотелось испытать страх смерти. Чтобы мир сузился до размеров булавочной головки, и остался бы только страх, потому что этот страх мог бы очистить ее – за миг до смерти, конечно. Она проглотит эту булавку и будет ждать боль, раздирающую внутренности, и этот краткий миг станет ее искуплением.